Сложно сказать, какую роль в переговорах сыграла интеллектуальная команда Мецената, где были представлены не только люди Октавиана, но и друзья Антония. Но Аппиан и Плутарх указывают на усердие Октавии в попытках примирить мужа и брата. Она сопровождала Антония в поездке. К этому времени Октавия родила ему двух дочерей и была беременна в третий раз. Ей удалось не без труда развеять подозрения брата в том, что Антоний послал своего либертина Каллия к Лепиду для заключения военного союза против Октавиана. В конце концов, триумвиры увиделись лично между Тарентом и Метапонтом на берегу речушки, берега которой должны были их разделять
[713].
При встрече и Антоний, и Октавиан очередной раз демонстрировали замечательное дружелюбие. Каждый постоянно стремился превзойти коллегу в выражении симпатий к нему. В Тарент они прибыли в повозке Октавиана. В городе, демонстрируя полнейшее доверие к Антонию, он остановился в доме, где тот жил, прибыв туда безо всякой охраны, и ночь провёл без телохранителей. Марк на следующий день выказал точно такое же доверие наследнику Цезаря, тоже заночевав у него без охраны. В этом все увидели результат стараний Октавии, усилий Мецената и его команды и прибывшего из Галлии победоносного Агриппы, твёрдого сторонника мира и дружбы между триумвирами. Не могли не произвести сильнейшего впечатления и на триумвиров, и на их окружение глубоко искренние слова Октавии: «Но, если зло восторжествует и дело дойдёт до войны, кому из вас двоих суждено победить, а кому остаться побеждённым – ещё неизвестно, я же буду несчастна в любом случае»
[714].
В итоге тарентийцы «увидели несравненной красоты зрелище – огромное войско, спокойно расположившееся на суше, огромный флот, недвижно стоящий у берега, дружеские приветствия властителей и их приближённых»
[715]. Очередное соглашение между триумвирами состоялось. Главным было продление властных полномочий еще на пять лет. Но, если изначально таковые были подтверждены центуриатными комициями, то в Таренте с немалым опозданием. Ведь полномочия завершились уже к началу 37 г. до н. э., а соглашений достигли к лету того же года. На сей раз «они продлили эту власть на следующее пятилетие, не спрашивая уже постановления народа»
[716]. Пошли триумвиры навстречу друг другу и в вопросах укрепления своих вооружённых сил. Антоний немедленно предоставил в Таренте в распоряжение Октавиана сто двадцать боевых кораблей с медными таранами. Помимо этого Октавия уговорила мужа передать брату ещё двадцать лёгких судов. На таких обыкновенно ходили по морям пираты. И вот теперь эти корабли должны были действовать против пиратского по сути флота Секста Помпея. Антоний должен был получить из Италии двадцать тысяч пехотинцев. Не был забыт и Секст Помпей: его исключили из числа жрецов-авгуров и консулов-десигнатов, то есть, консулов, выбранных, но к полномочиям не приступившим
[717].
Успешно завершив встречу в Таренте, триумвиры разъехались. Октавиану предстояло готовиться к новой кампании против Секста Помпея, Антония на Востоке ждала большая война с Парфией. Октавию со всеми своими детьми – и от неё самой, и от покойной Фульвии – Марк оставил на попечение её брата. Ближайшее будущее показало роковой характер этого решения.
Подготовку к решающим боям против «сицилийской державы» наследник Цезаря повёл самым тщательным образом, без спешки, понимая, сколь значимым будет исход. Заново строились корабли, дабы не только восстановить потери, но и добиться полного превосходства на море. И здесь очень и очень кстати пришлись суда, выделенные Антонием. Да и Лепид, как выяснилось, не клюнул на удочку Секста и не пошёл с ним на союз против коллег-триумвиров. Морская прогулка флотилии Аполлофана в Африку оказалась бесполезной и только не позволила Помпею использовать это немалое число кораблей против Октавиана. Вообще, надо сказать, отважный воин, блестящий флотоводец, умелый организатор и создатель «островной державы», державшей в страхе всю Италию, в политике глобальной почему-то вёл себя странно. После значимых успехов он проявлял удивительную нерешительность, несвоевременную медлительность и постоянно отдавал инициативу в руки своих противников. И это при том, что в Италии и в Риме у него было немало сторонников, причём даже среди цезарианцев… Плиний Старший в своей «Естественной истории» приводит рассказ о некоем Габиене, который в своё время сражался под орлами божественного Юлия. Сей доблестный воин, будучи смертельно ранен, просил передать Сексту Помпею, что его дело правое и победа будет за ним
[718]. Но сицилийский владыка, похоже, не ставил перед собой целью борьбу за власть во всей Римской державе… Возможно, он надеялся отстоять право на самостоятельное существование своего островного государства… Но только все триумвиры никак не желали мириться с существованием такового. И против сына Помпея Великого они как цезарианцы в конечном итоге оказались едины. А это означало неизбежную гибель как новоявленной державы, так и её основателя. Ресурсы сторон были несопоставимы. Секст мог держаться и даже одерживать порой блестящие победы, пока имел преимущество на море. А оно не могло быть вечным.
Готовясь к войне, Октавиан шёл на самые решительные меры. Понимая, что из населения разорённой Италии никак не выжмешь дополнительных средств – такая попытка была чревата восстанием крепко обозленного против триумвира народа – он не жалел как собственных денег, так и принуждал сенаторов, всадников и иных богатых людей выделять деньги на военные расходы. Пошёл он и на меру, для себя просто беспрецедентную: 20 тысяч освобождённых, либо выкупленных у хозяев рабов были посажены за вёсла вновь построенных кораблей
[719]. Здесь надо отметить, что этим поступком Октавиан вовсе не уподобился своему противнику. Секст Помпей принимал к себе на службу и признавал свободными беглых рабов – преступников по римскому закону. Практика же зачисления на военную службу законным образом освобождённых рабов была официальной нормой в Риме со времён войны с Ганнибалом. Применялась она и в гражданских войнах, примеры чего уже не раз приводились. Здесь, правда, законность не всегда соблюдалась.
Значительно была усовершенствована гавань в Байях. Две лагуны, именуемые Лукринским и Авернским озёрами, узкой косой отделённые от Неаполитанского залива и связанные между собою, были соединены с морем. Новая обширнейшая гавань получила имя Юлиевой, а в её акватории моряки обучались всю зиму 37–36 гг. до н. э.
[720]
В ходе подготовки нового флота произошла и смена его командования. Для начала сбежал Менодор, которого испугала угроза Антония привлечь его к ответу «как возбуждающего распрю раба»
[721]. К тому же, былые сподвижники настойчиво звали его обратно. Получив ручательство Помпея, что тот простит ему измену, славный пират вернулся на Сицилию. При этом он ухитрился увезти с собой семь боевых кораблей. Октавиан счёл этот побег Менодора упущением командующего флотом Кальвиия, отстранил его от должности и новым флотоводцем назначил Марка Випсания Агриппу. Тот ранее не имел опыта участия в морских сражениях, но его успехи на суше, очевидная одарённость в военном деле, исключительная преданность не оставляли сомнений, что и в этом качестве он будет замечательно успешен. Что и произошло.
