«Всем я молитву вознёс бессмертным богам олимпийским.
После того они сладостный сон мне излили на веки»
[747].
Воспользовавшись сном царя Итаки, его спутники по злому наущению одного из них – Еврилоха – зарезали коров и устроили пиршество. Боги разгневались за святотатство. Когда корабль Одиссея отправился в путь при, казалось, хорошей погоде, вот тут-то и пришло отмщение:
«Бешено Зевс загремел и молнию бросил в корабль наш.
Молнией Зевса сражённый, в волнах наш корабль закрутился.
В воздухе серой запахло. Попадали спутники в море.
Словно вороны, вокруг корабля они стаей носились
В бурных волнах. Божество возвращенья домой их лишило…»
[748]В таких гомеровских местах сражались легионы Октавиана и самозваного сицилийского владыки. Помпей, не смирившись с потерей горных проходов, двинул против врага легионы своего легата Тисиена. Триумвир, отважно выступил им навстречу, но, увы, заблудился и провёл в чистом поле прескверную ночь. Пошёл сильнейший дождь, палатку не удалось поставить. Солдаты держали над командующим большой галльский щит, защищая его от льющейся с неба водной стихии. Для полного несчастья, пробудился вулкан Этна, и всех охватил страх, как бы из его жерла не хлынули потоки лавы. Благо, Этна, «поворчав», успокоилась.
Когда непогода улеглась, а извержение не состоялось, войска Октавиана двинулись дальше и вскоре соединились со своими африканскими соратниками – воинами Лепида во главе с ним самим. Встретились триумвиры по-дружески, легионы их расположились в общем лагере близ Мессаны
[749].
Используя уверенно обозначившийся перевес сил, Октавиан приказал флоту Тавра отрезать подвоз продовольствия к Помпею, захватив города, откуда к тому доставлялся провиант. Тавр с поставленной задачей успешно справился. Войска Секста оказались в тяжёлом положении. Теперь исход войны должно было решить генеральное сражение. У Помпея выбора не было, триумвиры не возражали, ибо располагали превосходящими силами.
Уповая, очевидно, в который раз на помощь Нептуна, Секст послал Октавиану вызов на морской бой
[750]. Тот согласился. Ведь, когда недавно буря погубила его флот, наследник Цезаря «будто бы воскликнул, что и наперекор Нептуну он добьётся победы, и на ближайших цирковых празднествах удалил из торжественной процессии статую этого бога»
[751].
Назначенный бой произошёл у берегов северной Сицилии близ Навлоха 3 сентября 36 г. до н. э. Оба флота готовились к сражению, как никогда. Корабли были снабжены всеми известными в те времена орудиями и машинами, но у флота Агриппы – командовал, естественно он – имелись в изобилии гарпаксы, каковые на судах Помпея отсутствовали. Они впервые были массово применены в этом бою, и действенных средств против них у помпеянцев не оказалось. Единственно, чтобы перерезать канаты, на которые крепились эти окованные железом брёвна с крюками, имелись серпы, насаженные на древки. Но, похоже, они не стали должным образом эффективными. Возможно, из-за отсутствия навыков у моряков Помпея умело ими пользоваться. Попытки же уйти от гарпаксов, давая задний ход, также оказались безуспешными. Дело в том, что силы гребцов на противостоящих кораблях были примерно равны, и отойти на безопасное расстояние не получалось. По словам Аппиана, «гарпакс продолжал делать своё дело»
[752].
В бою противники использовали все средства, кроме огня, поскольку сражающиеся корабли, что называется, «сплелись» в бою
[753].
С берега за битвой напряженно наблюдали сухопутные войска. А где же находился сам верховный главнокомандующий? Похоже, в канун решающего столкновения Октавиан пережил сильнейшее нервное потрясение. В результате, в самое неподходящее время, когда суда стояли, готовые к бою, триумвира охватил настолько крепкий сон, что его с трудом удалось на время разбудить, дабы он дал Агриппе сигнал к бою. Светоний так описывает случившийся с Октавианом конфуз: «Это, как я думаю, и дало Антонию повод оскорбительно заявлять, будто он не смел даже поднять глаза на готовые к бою суда – нет, он валялся как бревно, брюхом вверх, глядя в небо, и тогда только встал и вышел к войскам, когда Марк Агриппа обратил уже в бегство вражеские корабли»
[754].
Думается, наследник Цезаря всё-таки упрёков здесь не заслуживает. Сон, конечно же, был следствием слишком сильного предшествующего волнения в канун сражения, решавшего судьбу войны. Да и, будем откровенны, забытье Октавиана никак не могло отразиться на ходе битвы, ибо Агриппа прекрасно знал своё дело и ни в каких указаниях формального главнокомандующего не нуждался. Покорившись Морфею, Гай Юлий Цезарь Октавиан проснулся победителем.
Торжество флота Агриппы было полным: он потопил или захватил 163 вражеских корабля. Секст с трудом спасся, сохранив только 17 судов
[755]. Увы, на сей раз Нептун был не на его стороне!
Помпей настолько был сломлен поражением, что спешно бежал из Навлоха в Мессану, бросив на произвол судьбы верные ему пехотные части. Тисиен, его легат, совсем недавно противостоящий легионам Октавиана, теперь безропотно сдался. Вслед за пехотой также поступила и конница
[756]. Упрекать Тисиена за смиренную сдачу легионов вчерашнему врагу едва ли основательно: жалкое бегство правителя Сицилии не оставило ему выбора. Подобный настрой овладел и остальными войсками Секста: «сторонники Помпея, и друзья, и гарнизоны, и войска, перешли на сторону противника»
[757].
По-иному сложилась судьба 8 легионов Плиния, оборонявших Лилибей. Помпей, уже сменивший полководческий наряд на скромную одежду частного лица и распорядившийся грузить корабли, предназначенные для бегства, вдруг вспомнил о них и повелел легату прибыть со всеми вверенными ему войсками в Мессану. Но, обнаружив, что по всей остальной Сицилии все его сподвижники уже перешли в стан врага, Секст убоялся дожидаться лилибейских легионов и на тех самых уцелевших 17 судах отплыл во владения Антония. Здесь он надеялся на ответное великодушие: ведь в своё время после Перузинской войны он приютил на Сицилии мать Марка.
