О печальном конце Лабиена Секст, похоже, пока что не задумывался. Тем временем его позиции в Азии стали заметно укрепляться. В большом количестве прибывали его соратники и сторонники из Сицилии
[839]. Им правление Октавиана явно было не по сердцу. А неугомонный Помпей внушал новые надежды на счастливый поворот судьбы. Возросли и его денежные возможности. Он наладил, как в своё время в Сицилии, строительство военных кораблей. Набирал экипажи и организовывал их обучение для грядущих боёв. С кем, правда, они будут, Секст определённо не говорил. То ли он создаёт флот для защиты Азии от возможного злодейского нападения коварного Октавиана, то ли заботливо помогает укреплять морские силы Антония
[840].
Сам доблестный Марк, узнав о столь замечательной активности Секста Помпея, очевидно перепутавшего Сицилию с провинцией Азия, ему, Антонию, вверенной, решился на предупредительные меры. Его легат Титий, получив под своё командование легионы, стоявшие в Сирии, а также военно-морскую эскадру, двинулся на запад. Приказ триумвира был следующим: если Помпей решится оказать сопротивление, то обрушиться на него всеми силами. Но, если согласится сдаться, то с честью доставить его в Александрию.
А тут как раз в египетской столице объявились послы Секста Помпея, попросившие у Антония приёма. Триумвир им не отказал и узнал от них следующее: «Помпей послал нас не вследствие безвыходности своего положения. Если бы он намеревался продолжать войну, он поплыл бы в Испанию, дружественную ему ещё со времени отца, державшую его сторону во время его юности и теперь призывающую его. Однако он предпочитает поддерживать мир вместе с тобой или воевать, если представится необходимость, под твоим начальством. И таковы его намерения не только теперь, но были ещё и в то время, когда он владел Сицилией и держал в осаде Италию, когда он дал убежище твоей матери и отослал её к тебе. Если бы ты тогда принял его дружбу, Помпей не потерял бы Сицилии – ведь ты не дал бы Цезарю своих кораблей против него, – и ты не потерпел бы поражения в Парфии, так как Цезарь не послал тебе войска, как было условлено. Ты владел бы ещё и Италией сверх того, что имеешь. Но раз уж ты не воспользовался тогда таким особо благоприятным случаем, то Помпей желал бы, чтобы ты не давал так часто себя обманывать Цезарю словами или ссылкою на родство и помнил, что он начал войну с Помпеем вопреки договору и без всякого повода, не забывал бы и о Лепиде, соучастнике его власти, у которого он отнял принадлежавшую ему долю власти, причём ни той, ни другой долей власти он с тобою не поделился.
Ты один теперь остался на пути к столь желанному для него единовластию. Он был бы уже в твоих руках, если бы между вами не стоял Помпей. Тебе и самому следует заботиться о себе; однако Помпей предупреждал тебя обо всём из расположения, предпочитая тебя, человека бесхитростного и великодушного, человеку лживому, коварному, изворотливому. Он не ставит тебе в упрёк, что ты по необходимости дал Цезарю корабли против него, нуждаясь со своей стороны в войске для парфянского похода, но напоминает об этом, чтобы обратить твое внимание, что это войско не было послано. Коротко говоря, Помпей отдает себя в твоё распоряжение с кораблями, какие он ещё имеет, и с войском, вполне ему преданным и не оставившим его во время бегства. При сохранении мира ты получишь большую славу, выручив сына Великого, в случае же войны, которая вот-вот начнётся, ты найдёшь в лице Помпея хорошую поддержку»
[841].
Послание, если оно, конечно, было именно таким, а не отредактировано и не дополнено позднее его переписчиками, в каком виде и досталось оно Аппиану, производит сильное впечатление. Кто знает, каков был бы ход римской, да и всей мировой истории, если бы в своё время союз Антония и Помпея оказался бы более прочным… Но вот только ли триумвир в том повинен? Действительно ли сын Гнея Помпея Великого напрочь забыл, кто сыграл такую выдающуюся роль в роковой для его отца битве при Фарсале в 48 г. до н. э., за что вскоре, став диктатором, Юлий Цезарь отблагодарил Марка Антония должностью начальника конницы – второго лица в армии и государстве во время диктатуры?
[842] Да и не забудем, кто овладел всем имуществом поверженного полководца, о чём, кстати, Секст Антонию как-то и напомнил… Но наиболее важно следующее: свои нынешние военные возможности Помпей явно преувеличивал, и потому в глазах триумвира он вовсе не выглядел столь уж необходимым союзником. Тем не менее, Антоний внимательно выслушал послов, после чего огорошил их, передав в точности, какое поручение он дал легату Титию. Единственно, он добавил: «Если Помпей действительно имеет такие намерения, пусть явится сюда в сопровождении Тития». Сие означало: пусть сдаётся мне на милость, а там – посмотрим. И надо же было такому случиться, что тут же триумвир получил известие, заставившее его решительно усомниться в искренности и самого Помпея, и его послания, и речей его представителей. Воины Антония сумели перехватить послов Секста к парфянскому царю, и они были доставлены в Александрию. Марк, конечно же, немедленно допросил несостоявшихся дипломатов и, думается, не мог не оценить столь нагло изъявленного Помпеем намерения пойти неверным путём Лабиена. Выведав всё, триумвир устроил встречу двух посольств, дабы те сами объяснили в присутствии друг друга, в каком случае их патрон был искренним, а в каком явно хитрил. Те, похоже, растерялись, ибо оправдания, приводимые ими, дабы всё же убедить Антония в дружеских намерениях Секста, выглядели просто жалко. Дескать, бедняжка Помпей ещё слишком молод (ему, по меньшей мере, было за тридцать!), не уверен он в готовности Антония его принять, потому-то и обратился за помощью к злейшему врагу Рима… Но стоит триумвиру высказать сколь-либо доброе отношение к Сексту, как тот немедленно явится в его стан. По словам Аппиана, «Антоний как человек всегда прямодушный, великий духом и бесхитростный поверил послам»
[843].
Конечно, едва ли Марк был столь простодушен, доверчив и склонен к всепрощению. Послы его просто позабавили. Карать он их не стал, поскольку они всего лишь следовали указаниям того, кто их послал. Если бы он и впрямь воспринял всерьёз эти уверения, судьба Помпея могла бы быть и иной.
Легат Антония Фурний, бывший его наместником в провинции Азия, до поры до времени Секста не трогал. Возможно, не получив точных распоряжений из Александрии или просто не имея достаточного количества солдат. Но, видя, что тот наращивает свои силы, постоянно проводит обучение своих войск, наместник провёл набор среди подчинённого ему населения и призвал к себе Агенобарба и Аминту с воинскими подкреплениями
[844]. Понимая, чем ему это грозит, Помпей первым начал военные действия. В ходе их ему порой даже удавалось добиваться некоторых успехов. Его силы составили три легиона пехоты, но мало было конницы – всего лишь 200 всадников. Тем не менее, Сексту удалось перенести военные действия в Вифинию, к берегам Пропонтиды (Мраморного моря). Были захвачены богатые города Никея и Никомедия, что заметно увеличило финансовые возможности Помпея
[845]. Но для ведения большой войны всего этого было недостаточно. У «сына Нептуна» на сей раз не было больших сил на море, а вот к антонианцам весной 35 г. до н. э. прибыли 70 кораблей, ранее, кстати, уже сражавшихся против Помпея у берегов Сицилии. Это были те самые суда, которые в своё время Антоний великодушно предоставил Октавиану как раз для войны с сицилийской державой. Теперь уцелевшие после жестоких боёв корабли, отпущенные наследником Цезаря вновь в распоряжение Антония, опять должны были сразиться с бывшим уже владыкой островного государства. Да тут ещё из Сирии подошли 120 кораблей Тития с немалым войском. Вот они-то как раз и прибыли по приказу Антония. Этот легат и должен был доставить Секта в Александрию, в ставку триумвира. Соратники Помпея, осознав безнадёжность продолжения борьбы из-за слишком очевидного превосходства сил противника, один за другим стали переходить на сторону триумвира. Примеру начальников последовали и рядовые солдаты… В конце концов Секст Помпей вынужден был сдаться безо всяких условий на милость врага. Таковой, однако, не последовало. Титий, зачислив на службу в легионы Антония бывших воинов Помпея, самого его приказал убить
[846].
