Какой же след в истории оставила недолгая, но замечательно бурная, полная самых неожиданных поворотов судьбы жизнь Секста Помпея Магна? В соответствии с перечисленными особенностями – крайне противоречивый, изобилующий самыми разными, решительно не совпадающими оценками. Начало этому положили сами римские историки, как современники, так и представители времен, от бурных событий тех гражданских войн отдалённых. Сам победитель в междоусобных бранях, чей флот и легионы покончили с новоявленной сицилийской державой младшего Помпея, не счёл даже нужным в своих «Деяниях» хотя бы упомянуть имя поверженного противника. Вот все его слова о долгой и непростой войне с Секстом: «Море я умиротворил от разбойников. В той войне рабов, которые бежали от своих господ и подняли оружие против государства, примерно тридцать тысяч захватив, господам я для достойного наказания отдал»
[847]. Помпей здесь фигурирует как некий безымянный предводитель морских разбойников и беглых рабов, коего и называть-то – много чести. Но Августа можно понять: уж больно много обидных и жестоких неудач в борьбе с сицилийским владыкой он потерпел! Да и в победе над Помпеем наследник Цезаря своих заслуг числить был не вправе, ибо восторжествовал над «сыном Нептуна» Марк Випсаний Агриппа, покуда сам триумвир почивал очень крепким сном.
Историки той эпохи добрых слов в адрес младшего сына Гнея Помпея также не находили. Тит Ливий писал о нём исключительно как о предводителе морских разбойников, справедливо ставя ему в вину трудности подвоза продовольствия
[848]. Веллей Патеркул так охарактеризовал Секста: «Юноша этот – в науках невежда, варвар в спорах, в натиске скорый, в решениях поспешный – в этом пропасть между отцом и сыном, – либертин своих либертинов, раб своих рабов, завидуя высшим, угождал низшим»
[849]. Особо Веллей выделяет его пиратство: «И он не стеснялся пиратскими злодеяниями нарушать спокойствие на море, которое было освобождено от них оружием и военным искусством отца!»
[850] Тем не менее, убийство Секста Помпея Патеркул однозначно именует преступлением: «По приказу Антония он был умерщвлён Титием. Этим преступлением последний вызвал к себе такую ненависть народа, что был проклят и изгнан из театра Помпея, когда устраивал там зрелища»
[851]. Лишнее подтверждение того, насколько правитель Сицилии был популярен в Риме, особенно среди столичного плебса! И даже блокада Италии этому не помешала.
Со временем появились куда более сдержанные оценки Секста Помпея. Публий Корнелий Тацит явно разделял мнение тех, кто винил Октавиана за обман сицилийца подобием мира
[852].
Живший уже во втором столетии, в эпоху Антонинов, знаменитый историк гражданских войн в Риме Аппиан Александрийский (95–165 гг.) заключил рассказ о жизни Секста своего рода эпитафией, в каковой нашёл место и для добрых слов:
«Оставшись после отца ещё совсем юным и будучи юношей ещё и при жизни брата, он долгое время после них жил в неизвестности, занимаясь тайно грабежом в Испании, пока, как за сыном Помпея Великого, не собралось около него много приверженцев. Тогда он стал действовать более открыто и по смерти Гая Цезаря начал большую войну, собрал многочисленное войско, корабли, деньги и, захватив острова, сделался господином всего западного моря. Италию поверг в голод и принудил врагов к заключению договора, какого желал. Величайшим его делом было то, что он выступил в качестве защитника, когда город страдал от губительных проскрипций, и спас жизнь многим лучшим людям, которые благодаря ему в это время вновь оказались на родине. Но вследствие какого-то ослепления Помпей сам никогда не нападал на врагов, хотя часто для этого представлялся благоприятный случай; он только оборонялся»
[853].
Современники Аппиана и поздние римские историки предпочитали скорее негативно оценивать «сына Нептуна». И в историографии подход к личности Секта Помпея весьма разнообразен. Кто-то считает его монархистом, воссоздавшим сицилийскую державу Дионисия (государство, объединившее древнегреческие города Сицилии, 407–367 гг. до н. э.), кто-то, наоборот, видит в нём борца за восстановление республики, иные – просто пирата и авантюриста, твёрдых убеждений и чётко определённых политических целей не имевшего
[854]. Нельзя не согласиться здесь с российским историком, одним из крупнейших исследователей той эпохи В. Н. Парфёновым, что столь выраженная разноголосица зависит прежде всего от личного восприятия авторами фигуры Секста Помпея, симпатий или антипатий к нему
[855].
Антоний, истребив «сына Нептуна» и не позволив ему воссоздать нечто вроде самостоятельной державы, причём на сей раз не в Сицилии, а в Малой Азии, где она могла стать «преемницей» былых царств Пергама и Вифинии, завершил дело Октавиана. Последний вообще-то мог бы быть ему и благодарен! Но наследник Цезаря не спешил поздравлять коллегу с гибелью общего врага.
Вернёмся теперь в Александрию, где в объятьях Клеопатры Марк Антоний утешался после обидного завершения своего Мидийского похода. Но вот новый 35 г. до н. э. принёс ему из Фрааспы отрадные вести: Артавазд, лишь на время позабывший свою мечту о независимой от Парфии Мидии Атропатене – во время войны мидяне были на стороне парфян, – вскоре после ухода войск Антония жестоко рассорился с царём Фраатом. Толчком к раздору стал делёж добычи, захваченной у римлян
[856]. Несправедливый, с точки зрения мидийца, раздел доставшегося на войне добра навёл его на мысль, что Фраат провоцирует ссору с целью упразднить само царство Мидии Антропатены, сделав его просто частью парфянских владений
[857]. К тому же, Артавазд Мидийский давно уже полагал своим врагом Артавазда Армянского, что лишний раз побуждало первого искать союза с римлянами. Ведь Марк Антоний имел свои, как мы помним, немалые претензии к ненадёжному армянскому союзнику
[858].
Послом своим к триумвиру мидиец умно избрал понтийского царя Полемона, пленённого в недавней войне и находившегося в его власти. Понтиец передал Антонию предложение Артавазда о прямом военном союзе против Парфии, обещая выступить на стороне Рима со всем своим войском
[859].