Это было счастье. Настоящее счастье – я держала его в ладонях, как птенца, трепетно и осторожно, и знала, что теперь оно будет со мной всегда. Я заслужила его. Я была достойна.
- Теперь все будет хорошо, - сказал Берт перед тем, как мы заснули. – Теперь уже навсегда.
Я обернулась. Кровать была пуста – подушка Берта еще хранила его тепло, но он исчез. Поднялся и ушел, как был, даже не одевшись: рубашка и брюки Берта так и лежали на стуле у края кровати, щегольской пиджак тоскливо свешивал рукава.
Реальность рухнула на меня могильной плитой. Конечно, я сразу же подумала, что он мог пойти, например, в уборную или на кухню, сварить кофе – но сказочное ощущение солнца, которое озаряло мою душу, растворилось без следа.
Я выскользнула из-под одеяла, накинула халат и вышла из спальни. Бекон тут же встретил меня разобиженным ревом, требуя завтрака, но я лишь отстранила его и заглянула в гостиную. Никого. Мой портрет стоял на мольберте, и мне вдруг сделалось очень тревожно – настолько густой и давящей была тишина в доме. Ощущение было неприятным и липким, словно случилось что-то очень плохое, но я еще не знала об этом.
- Берт? – окликнула я. Он не ответил. Тишина. Нет, Берт не мог бросить меня через несколько часов после свадьбы – не та натура, да и зачем ему жениться, чтобы бросать? Я не та барышня, победа над которой может принести ему барыши в светском обществе, да и… Нет, Берт не такой. Он никогда бы так не поступил.
Что-то дрогнуло у меня в душе и зазвенело. Сегодня я хотела написать родителям о своей свадьбе, но вдруг всем сердцем поняла, что не сделаю этого.
Я зашла в столовую. Никого. Пусто. Тревога, которая раскрывала надо мной крылья, сделалась темнее и злее. В ту же минуту в дверь постучали, и я услышала далекий голос Эжена:
- Лана! Лана, ты там?
Он говорил с искренней тревогой. Я сбежала с лестницы, не чувствуя ног. В ушах зашумело, а предчувствие страшного горя охватило меня настолько крепко, что я не знаю, как умудрилась не упасть. Открыв дверь, я увидела Эжена, который сразу же схватил меня и развернул так, чтобы я не смотрела на дорожку, что вела к дому.
- Не смотри туда, - сказал принц, и я почувствовала, как он дрожит. – Просто не смотри.
- Берт? – прошептала я, понимая, что сейчас сорвусь на крик. Что буду кричать, пока не выплесну нарастающую боль, пока этот запах гари, который вязнет в ноздрях, не уйдет, пока Берт не вернется.
- Не смотри туда, - повторил Эжен. – Он вспыхнул. С драконами это бывает.
Вспыхнул?
Я вывернулась из его рук и увидела груду пепла на дорожке. От нее поднимались тонкие струйки дыма, ветер подхватывал их и нес к домам. Я смотрела и не могла поверить, не могла впустить в душу мысль о том, что Берт…
- Его больше нет? – выдохнула я. – Эжен, скажи мне…
- Он барнавирский дракон, - ответил Эжен. К забору уже подходили зеваки, шептались, показывали пальцем. Всем было интересно посмотреть на самую некрасивую женщину города, которая вышла замуж за завидного мужчину, а наутро стала вдовой. Такое и правда не каждый день увидишь, и еще и внукам будешь рассказывать. – Иногда они вспыхивают и сгорают дотла.
Мне хотелось кричать. Мне хотелось выть и рвать все, что попадется под руку.
Наверно, Берт предчувствовал что-то такое – поэтому и не стал затягивать наш роман. Просто взял и женился на мне, не украшая своей последней воли цветами и ленточками. А теперь все кончилось, все оборвалось, и я не знала, что буду делать дальше и как жить.
Ночь была полна света и счастья. А утро принесло тьму и смерть. Меня знобило. Я смотрела на груду пепла, на то, что осталось от Берта, и боялась, что никогда не смогу ни заговорить, ни сдвинуться с места. Перед забором остановился экипаж, Амин и Макс почти бегом направились ко мне, и, когда Петрова обняла меня, прижав к себе, то я поняла, что могу плакать.
- Барнавирский, говорите? – Макс склонился над пеплом, принюхался, провел каким-то из своих артефактов. – Но ведь они способны возрождаться, верно? Не всегда, но способны.
Я отстранилась от Амин и посмотрела на Эжена. Возрождаться? Берт вернется?
Принц выглядел растерянным и несчастным. Он старался держаться как можно спокойнее, но я видела, что он горевал. Ему было больно – так же, как и мне.
Я не знала, что боль может быть настолько глубока. И надежда делала ее еще глубже и резче, прорезала острым лезвием по моей душе.
- Я не знаю, - произнес Эжен, и его лицо дрогнуло, как у ребенка, который готов разрыдаться. – Его отец вспыхнул, но вернулся через полгода. Дед не восстановился, ушел навсегда. А мать никогда не вспыхивала. Я не знаю, Лана.
- Мы ведь можем ждать? – спросила я, глядя на Амин и не видя никого. Берт надевал драконье кольцо на мой палец, улыбался из такого недостижимого вчера. – Мы можем надеяться, что он вернется, правда?
Эжен кивнул.
Я вздохнула, провела ладонями по щекам и каким-то чужим, слишком четким и звонким голосом сказала:
- Тогда мы будем ждать. Он вернется, я верю. А пока у нас слишком много дел, чтобы тратить время на слезы.
Солнечное утро скользнуло куда-то в сторону, и я потеряла сознание.
Конечно, отбор невест продолжился – правда, через три дня, когда все мы смогли опомниться и не то что бы смириться с потерей, а признать ее. Мной занялись Гаспар и Макс: после зелья, которое они сварили вдвоем, мне стало немного легче. Амин, которая не отходила от меня со старыми орочьими амулетами и заговорами, предложила написать письмо родителям.
Я отказалась.
Во мне воцарилась звонкая пустота – и, в отличие от рвущего на части горя, с ней можно было жить дальше. Я даже зашла в «Сласти и страсти»: купила чаю с апельсином и, уже выходя, услышала, как одна из продавщиц негромко сказала другой:
- И вот что так убиваться-то? Как будто двадцать лет вместе прожили и семерых детей нажили. Надо деньги считать! Там наверно состояние было – о-го-го.
Да, я теперь была вдовой – но то, что теперь я богатая вдова, мне стало ясно чуть позже.
Приехав в сады Алейны по приглашению Эжена через два дня после того, как Берта не стало, я увидела целую компанию господ в темно-синих костюмах – они смотрели на меня теми цепкими взглядами, которые даже слепой не назвал бы сочувствующими.
- Кто это? – спросила я, усаживаясь за стол рядом с Эженом. Меня снова начало знобить; если бы не принц, который горевал так же, как и я, то я совсем бы упала духом.
- Королевские нотариусы собрались, чтобы объявить последнюю волю Берта, - сообщил Эжен, и почти сразу же в кабинет ворвался немолодой дракон с целым облаком искр над головой. Он был в гневе, который был щедро замешан на презрении – увидев меня, дракон фыркнул, и искр стало еще больше.
- А! – рыкнул он. – Конечно! Она уже здесь!
