Тамара, развернувшись, присела рядом с его матрацем, обхватив колени руками.
— Тарас… Тот, которому ты письмо искала… — он облизнул потрескавшиеся губы. — Дай глоток…
Девочка, с тревогой вскинувшаяся на его слова про письмо, торопливо поднесла раненому к губам кружку с остатками воды. Тот жадно припал к ней, выпив все до капли.
— Спасибо, милая… Меня Федором звать, — представился он. — А Тарас… Он с сорок первого письмо ждет. Как фрицы Ленинград в кольцо взяли, так весточек с оттуда не было… Он с Ленинграда сам. Жена его туда учиться с Минска приехала. Там и поженились… А аккурат перед войной телеграмма пришла — мать у ней заболела сильно, похож, и не выживет. Жена дочку двухлетнюю схватила, да в Минск — хоть с матерью проститься. Аккурат двадцать первого ему телеграмма пришла — доехали, мать при смерти. А двадцать второго… Сама знаешь, — Федор вздохнул и прикрыл глаза. — Тараса на фронт забрали двадцать седьмого, а сына — девять лет мальчишке — он с сестрой своей оставил, больше-то не с кем… Не в детский же дом мальчонку сдавать… — Федор тяжело повернул голову в другую сторону, сжал зубы — видимо, пережидал приступ боли. Лоб его покрылся крупными каплями. — Водички дай… — простонал он.
Подскочив, Тамара бросилась за водой. Набрав полную кружку, она схватила полотенце, и, намочив его, вернулась к Федору. Обтерев ему лицо влажным полотенцем, она, чуть приподняв ему голову, дала напиться.
— Хорошо… — почти прошептал он, облизав губы. — Тряпку на лоб поклади, полегче так-то… А сама садись, как сидела… Хоть поговорю с тобой.
Тамара, положив ему тряпку на лоб, снова умостилась рядом.
— Дядь Федь, а Тарас… Он говорил, что сын у него… с ним что-то случилось… Вы не знаете, что? — сдвинув бровки, спросила девочка.
— Письмо ему от сестры пришло. Еще как в первый-то раз Ленинград бомбили, пацана осколком задело, да сильно. Крови он много потерял. Сестра писала, доктора оперировали, сказали, поправится… Вот Тарас уж два года почти весточки ждет… — закончил свой рассказ Федор.
— Дядь Федь, а вы откуда это знаете? — положив голову на колени и боком глядя на раненого, спросила Тамара. — Вы тоже с Ленинграда?
— Нет… Я со славного города Куйбышева, слыхала о таком? — улыбнулся Федор. — О нем еще песня есть.
— Песня? Какая? Я не слыхала… — с интересом спросила девочка.
— Эх ты… Ах, Самара-городок, беспокойная я… — пропел-проговорил Федор и засмеялся, тут же застонав от боли.
— А! Эту слышала… Так там же про Самару, не про Куйбышев… — разочаровано протянула девочка.
— А Куйбышев — это и есть Самара, — тихонько засмеялся Федор. — А с Тарасом мы полгода в одном окопе… Потому и знаю. И накрыло нас вместе. Пятерых-то наших, похож, насмерть, мне вон ногу оторвало да почикало, а ему вон осколок меж глаз прилетел… Всё, Тамара, ступай, устал я… — вдруг отвернулся от нее Федор. — Ступай…
И сегодня Тамара, расстроенная, войдя в палатку, видимо, ища душевного тепла, на автомате, прихрамывая — нога все еще зверски болела — прошла к самому знакомому ей человеку, Федору, и, усевшись рядом с ним, по привычке обняла колени, умостив на них подбородок.
— Ну и чего ты тявкаешь? — поворачивая к ней голову, тихо спросил Федор.
— Чего? — удивилась Тамара.
— Вздыхаешь так тяжко, говорю, чего? — пояснил Федор. — Водички дашь?
Тамара, подскочив, поспешила за водой. По пути обратно напоила еще двух раненых, снова набрала кружку и вернулась к Федору.
— Так чего вздыхаешь-то? — напившись, снова спросил Федор.
— В тыл меня отправить хотят… — с тоской в голосе пожаловалась Тамара.
— Дак и меня в тыл, — невесело усмехнулся Федор. — Тараса вон утром отправили…
— Вы раненый, а я здоровая! — возразила ему Тамара.
— Так ты девочка. Не место здесь девчонкам… — нахмурился Федор.
— Да? Тогда почему здесь вон Наташа, другие медсестры, тетя Роза, еще куча женщин? Почему? — с вызовом и обидой в голосе спросила Тамара.
— Так они взрослые, а ты еще маленькая совсем… Езжай в тыл, Тамара. Здесь война, фронт… Успеешь еще навоеваться… — хмурясь все больше, проговорил Федор.
— Дядь Федь… Нельзя мне в тыл! — воскликнула Тамара. — Теперь нельзя!
— Это еще почему? — брови Федора взлетели вверх. — Ты это, девк, брось…
— Дядь Федь… Я же пионерка, я клятву давала! Получается, врала? У меня вот тут… — она прижала кулачки к груди, уставившись еще больше потемневшими, какими-то совсем не детскими глазами на Федора, — горит все! Не будет мне жизни, покуда я этим фрицам проклятым не отомщу! За мамку, за Ванечку, за отца, за вас, за Тараса, за них… — кивнула она головой на лежащих рядами раненых. — Не могу я, дядь Федь! Понимаешь?
— Понимаю… — кивнул головой Федор. — Как мстить-то собралась? С автоматом и на танки?
— Нет… — покачала головой Тамара. — Я разведчицей стану. Я девочка, я легко пройду там, где не пройдут взрослые мужчины… Я буду следить за фрицами, а вы их бить станете! Я все найду, до последней гранаты посчитаю! — с яростью, с ненавистью во взгляде сквозь зубы шептала Тамара. — Дядь Федь! Ну вот скажи: ведь разведка — это важно, да?
— Да, Тамара, разведка — это очень важно… — снова кивнул Федор. — Но и очень опасно.
— Так что же, мне, пионерке, выбросить свой галстук, наплевать на клятву, данную мной, растоптать идеалы партии и комсомола, и трусливо спрятаться за спины других? — не отрывая от него глаз, спросила Тамара. — Так, дядь Федь? Пусть другие воюют, пусть другие гибнут, а я в тылу, в безопасности спокойно посижу? Так, да? И кем я после этого буду? Как мне потом людям в глаза-то смотреть? — горячо шептала Тамара, встав перед Федором на колени и сильно прижимая к груди кулачки в глубоком волнении.
— Ты уже все решила, верно? — серьезно глядя на девочку, спросил Федор.
Тамара медленно, но твердо кивнула.
— Я не поеду в тыл, — уверенно проговорила девочка. — Сбегу по дороге.
— А что мешает сбежать сейчас? До отправки машины? — с интересом глядя на девочку, поинтересовался мужчина.
— Я еще не решила, куда спрятаться… — опустив голову, произнесла Тамара.
— Какая же из тебя разведчица, ежели ты в своем лагере спрятаться не можешь? — усмехнулся Федор. — А вообще… Знаешь, где самое надежное место? — хитро сверкая глазами, спросил Федор.
— Где? — вся превратившись в слух, прошептала Тамара.
Солдат поманил ее пальцем, и на ухо прошептал:
— Под кроватью у майора. Там точно искать не станут, — и, слабо оттолкнув девочку, тихо произнес: — Удачи тебе, пионерка Тамара. Бог даст, после войны встретимся. Я уж свое отвоевал, похоже…
Тамара, быстро наклонившись, чмокнула Федора в небритую щеку.
— Спасибо, дядь Федь! Я тебя обязательно найду после войны в Куйбышеве… В Самаре. Обязательно! — прошептала она и поднялась на ноги.
