Джон Визерспун молча поклонился, но его покорность выглядела
наигранной.
– Если ты так смотришь на дело, моя дорогая… –
начал он.
Но Лоис взглянула на часы и улыбнулась Мейсону.
– Как бы то ни было, сейчас у меня свидание с друзьями,
мы собираемся покататься на лошадях при свете луны. Не жди меня, папа, и не
беспокойся.
Она вскочила с кресла, порывисто протянула Мейсону руку и
добавила:
– Делайте все, что хочет папа. Он будет чувствовать
себя куда спокойнее.
В этот момент ее глаза скользнули по лицу Деллы Стрит, она
отметила что-то, заставившее ее снова обернуться и посмотреть внимательно на
адвоката. Она улыбнулась, протянула руку Делле со словами: «До свидания, до
новой встречи!» – и ушла.
Когда за ней закрылась дверь, Визерспун устроился поудобнее
в кресле с видом человека, который наконец-то получил возможность свободно
высказать свои мысли.
– Рассказанная Сэйрой Эйдамс история, – заговорил
он, – была весьма убедительна. Ей надо было предотвратить какое-либо
расследование с моей стороны. Понимаете, это случилось пару месяцев тому назад.
Лоис и Марвин уже влюбились друг в друга. Умирающая мать решилась на ужасную
жертву. Такое страшное заявление… На смертном одре она лишилась любви и
уважения единственного сына, чтобы обеспечить ему будущее счастье. Но, надо
думать, ее заявление не было правдой.
Мейсон недоуменно приподнял брови.
– Я бы сказал больше: в нем не было ни одного
правдивого слова.
– То есть?
– Я уже нанимал детективов, – вдруг сообщил
Визерспун. – Они выяснили, что Марвин Эйдамс является сыном Сэйры Эйдамс и
Хораса Легга Эйдамса, что подтверждается официальным свидетельством о рождении.
Никаких сведений о нераскрытом похищении ребенка, относящемся к периоду,
упомянутому миссис Эйдамс, не имеется.
– Тогда чего ради ей было делать подобное
заявление? – не выдержала Делла Стрит.
Ответ Визерспуна был весьма суров:
– Я вам точно объясню, чего ради… В январе тысяча
девятьсот двадцать четвертого года Хорас Эйдамс был осужден за убийство, а в
мае тысяча девятьсот двадцать пятого года казнен. История, рассказанная миссис
Эйдамс, была душещипательной выдумкой, последней попыткой избавить сына от
случайности, если давняя история выплывет на свет и помешает ему жениться на
девушке из хорошей семьи. Она не сомневалась, что я постараюсь выяснить, кем
был отец парня. И надеялась, что ее рассказ предупредит подобные расследования
или направит их совсем в другое русло.
– Парень, конечно, ничего не знает об отце? –
спросил Мейсон.
– Нет.
– И ваша дочь тоже?
– Да, и она. – Визерспун помолчал, перебирая
пальцами витую ножку хрустального бокала, затем с усилием произнес: – Я не
собираюсь принимать в семью сына убийцы. Полагаю, что даже Лоис согласится с
моими доводами, когда я ознакомлю ее со всеми фактами.
– Чего же вы хотите от меня?
– У меня есть стенограмма свидетельских показаний по
всему процессу… Как мне кажется, они убедительно доказывают вину Хораса Легга
Эйдамса. Однако я хочу быть совершенно объективным и оставляю Марвину
определенный шанс… сомневаясь в правильности вынесенного судом приговора. Я
хочу, чтобы вы просмотрели стенограмму, мистер Мейсон, и сообщили мне свое
мнение. Если вы найдете отца Марвина виновным… в преднамеренном убийстве, я
скажу своей дочери все без утайки и категорически запрещу ей встречаться и
поддерживать знакомство с Марвином Эйдамсом. Это явится для нее ударом, но она
с ним, надеюсь, справится. Вы сами убедитесь, что иначе поступить мне нельзя,
когда ознакомитесь со стенограммой.
– Ну, а если я приду к заключению, что он мог быть
невиновен? – спросил Мейсон.
– В таком случае вам придется это доказать, вернув
честное имя несправедливо осужденному человеку, и опубликовать это в печати,
дабы всем стало известно об ошибке, допущенной правосудием. – Голос
Визерспуна звучал сурово. – Я не желаю, чтобы на род Визерспунов легло
хотя бы одно пятно, и, уж конечно, не потерплю, чтобы моим зятем стал сын
убийцы.
– Убийство восемнадцатилетней давности, –
задумчиво произнес Мейсон. – Срок очень большой.
Визерспун посмотрел ему прямо в глаза.
– Зато и сумма гонорара будет соответствующей.
Делла Стрит не выдержала:
– В конце концов, мистер Визерспун, если даже тот
человек и был виновен, неужели вы считаете, что ваша дочь должна из-за этого
разрушить свое счастье?
Визерспун нахмурился:
– Если отец был преступником, у его сына может
оказаться дурная наследственность. К сожалению, я уже уловил кое-что,
свидетельствующее об этом. Парень – потенциальный убийца, мистер Мейсон.
– Вот как? Продолжайте, прошу вас.
– Если такие наклонности налицо и если моя дочь не
пожелает прислушаться к голосу разума, я поставлю Марвина в такое положение,
что унаследованные им пороки непременно проявятся. И обставлю все таким
образом, что у Лоис не останется никаких сомнений.
– Что именно вы имеете в виду? – теперь уже
нахмурился адвокат.
– Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я готов на
все, чтобы защитить свою дочь, избавить ее от несчастья. В полном смысле слова
– на все!
– Я вас прекрасно понимаю, но не можете ли вы
рассказать обо всем поподробнее.
– Я поставлю молодого человека в такое положение, из
которого вроде бы единственным логическим выходом будет совершение убийства. И
тогда мы посмотрим, как он себя поведет.
– Это будет крайне жестоко по отношению к вашей дочери
и тому лицу, которое вы изберете в качестве предполагаемой жертвы.
– Не беспокойтесь, – махнул рукой
Визерспун, – все будет обставлено весьма искусно… На самом деле никого не
убьют, а вот Марвин вообразит, что он кого-то отправил на тот свет. И тогда моя
дочь увидит его в истинном свете.
Мейсон покачал головой и решительно встал.
– Вы играете даже не с огнем, а с динамитом.
– Чтобы сдвинуть с места скалу, как раз и нужен
динамит, мистер Мейсон.
Наступило молчание, и Мейсон после краткого размышления
согласился:
– Хорошо, я прочту стенограмму. Сделаю это для того,
чтобы удовлетворить скорее собственное любопытство. Только из этих соображений,
мистер Визерспун.
Визерспун жестом подозвал официанта.
– Принесите мне счет, – распорядился он.
Глава 3
Лучи раннего утреннего солнца простирались все дальше и
дальше на запад, постепенно заполняли пустыню, пока не уткнулись в горный
барьер, рассыпавшись в искры, позолотившие острые вершины. Небо стало
приобретать темно-синюю окраску, характерную для пустыни Южной Калифорнии.
