Делла Стрит, одетая для верховой езды: в рыжевато-коричневые
брюки, ковбойские сапоги и ярко-зеленую блузу, замедлила шаги перед номером
Перри Мейсона и осторожно постучала в дверь.
– Вы встали? – тихо спросила она.
Послышался звук отодвигающегося стула, потом быстрые шаги.
Дверь открылась.
– Великий боже! – воскликнула она. – Да вы,
кажется, и не ложились?
Мейсон провел рукой по лбу, потом показал на кипу
машинописных листов на столе.
– Этот проклятый процесс об убийстве, – сказал
он, – меня страшно заинтересовал. Входи же.
Делла Стрит посмотрела на наручные часы и взмолилась:
– Забудьте о нем. Наденьте костюм для верховой езды. Я
заказала для нас пару лошадей, на всякий случай.
Мейсон колебался.
– В деле есть подробности, которые мне…
Делла Стрит решительно прошла мимо него, раздвинула шторы и
распахнула окно.
– Выключите-ка свет, – потребовала она, – и
посмотрите!
Мейсон щелкнул выключателем. Ослепительный солнечный свет
ворвался в комнату столь властно, что давно горевший в ней электрический свет
показался жидким, не идущим ни в какое сравнение с той благодатью, которую
дарило солнце.
– Поехали! – настаивала Делла. – Прокатимся
легким галопом, потом – холодный душ и завтрак.
Мейсон уставился в ясное синее небо, с удовольствием вдыхая
прохладный свежий воздух, вторгшийся в душное помещение.
– Что вас удерживает? – настаивала она уже менее
решительно. – Дело?
Мейсон снова посмотрел на кипу машинописных листов и
газетных вырезок, пожелтевших от времени. Адвокат удрученно кивнул.
– Что-то в нем не так?
– Почти все.
– Был ли он виновен?
– Может быть.
– Ну тогда в чем же дело?
– В том, как дело разбиралось. Он мог быть виновен, а
мог и не быть. Его адвокат, однако, обставил все таким образом, что единственно
возможный вердикт, который должны были вынести присяжные, – это
преднамеренное убийство. И в деле, как оно представлено в стенограмме, нет
никакой зацепки, ничего такого, что я мог бы продемонстрировать Джону
Визерспуну со словами: «Это убийство, и оно убедительно доказано в этих
бумагах» или «Это убедительно доказывает, что тот человек невиновен!» Жюри
признало его виновным на основании улик. Визерспун, вне всякого сомнения,
посчитает так же и из-за этого, не задумываясь, разобьет счастье двух молодых
людей, а человек, возможно, был невиновен!
Делла Стрит сочувственно молчала. Мейсон продолжал смотреть
на очертания суровых горных вершин, затем повернулся к ней и с улыбкой сказал:
– Сейчас, только побреюсь.
– Бросьте, это совсем необязательно. Просто наденьте
подходящую обувь и брюки, и поедем скорее. Не забудьте захватить кожаную
куртку. Больше вам ничего не потребуется.
Она подошла к гардеробу, открыла его, порылась внутри, нашла
нужные вещи, бросила их ему и со словами: «Я подожду в вестибюле» – вышла.
Адвокат торопливо переоделся и поспешил вниз. Они вместе
вышли на прохладный свежий воздух, характерный для пустыни в утренние часы.
Человек, распоряжавшийся лошадьми, указал им на двух кобыл и потом внимательно
наблюдал, как они их седлали. Затем подмигнул Мейсону:
– По тому, как человек седлает лошадь, сразу можно
сказать, смыслит он что-нибудь в лошадях или нет. Это хорошие кобылки, но
завтра получите лучших скакунов.
По глазам Мейсона было видно, что его сильно заинтересовали
слова человека.
– Каким образом вы поняли?
– По множеству мелочей. Новичок всегда старается
рассказать о том, как мальчишкой скакал на лошадях без всякой упряжи, а потом
вцепляется в луку седла… – Конюх презрительно фыркнул. – А вот вы
даже не притронулись к ней. Желаю приятной прогулки.
Мейсон и во время прогулки оставался задумчивым. Они
иноходью удалялись от отеля по мощеной кирпичной дорожке.
– А теперь что? – спросила Делла, стараясь
развеять его настроение.
– Разговор о верховой езде заставил меня задуматься: ты
понимаешь, адвокат должен быть особенно внимателен ко всяким мелочам.
– Какое отношение имеет верховая езда к адвокатской
практике?
– Никакого и в то же время – самое непосредственное.
Они поехали рядом.
– Мелочи, – пояснил Мейсон, – пустяковые
подробности, которые не замечает неискушенный обыватель, зачастую служат ключом
к разгадке истины. Если человек действительно понимает значение мелочей, ему
никто не сможет солгать. Возьми хотя бы этого конюха, или кто он там? Сюда
приезжают, как правило, люди состоятельные. Предполагается, что все они
принадлежат к разряду интеллигенции. Во всяком случае, у них самое лучшее
образование, какое только можно приобрести за деньги. Обычно они стараются
преувеличить свое искусство верховой езды, чтобы получить лучшего скакуна. И им
даже в голову не приходит, что десятки мелочей в их поведении свидетельствуют
об обратном. А этот конюх, который вроде бы ничего не замечает, может с
уверенностью сказать, кто из его клиентов разбирается в лошадях, а кто нет.
Адвокат обязан помнить о значении мелочей.
– Вы хотите сказать, что адвокат должен все знать?
– Все знать невозможно, но основополагающие знания
необходимы. Мало того, адвокат обязан знать, где и как добыть нужные ему
сведения, и по ним суметь безошибочно определить правдивость показаний того или
иного человека.
– Я вижу, вас взволновала стенограмма. – Делла
посмотрела на озабоченное лицо Мейсона.
– Восемнадцать лет назад казнили человека. Может, он
был виновен, а может, и нет. Но одно несомненно: повесили его потому, что
адвокат допустил ошибку.
– Что же натворил этот адвокат?
– Прежде всего, он избрал неверную линию защиты:
нечеткую, противоречивую.
– Разве закон такое не разрешает?
– Дело не в этом. Для человека это плохо, человеческая
природа противоречий не выносит. Нет…
– Боюсь, я не понимаю.
– Видишь ли, законы сильно изменились за последние
двадцать лет, а вот человеческая природа – ни капельки. Восемнадцать лет назад
защитник мог заявить, что обвиняемый невиновен, явиться в суд и постараться это
доказать. Одновременно он мог заявить о невменяемости своего подзащитного и
выдвинуть соответствующие на этот счет доводы. Все это происходило в присутствии
присяжных, так что адвокат становился не только защитником, но и участником
разбирательства.
Делла давно уже научилась видеть в своем шефе то, что было
глубоко скрыто от остальных, как это умеют делать люди, связанные долгими
годами совместной работы. Поэтому, уловив его особую озабоченность
стенограммой, она сказала:
