– Ну а вы? – спросил Мейсон.
– Я тем более! – с чувством ответил
Визерспун. – Сказать по правде, я был сыт по горло истериками Бурра. Я
даже сказал ему, и весьма категорично, что ему разумнее было бы перебраться в
больницу. Конечно, мне следовало быть более снисходительным. Как-никак его
мучили боли и на душе было скверно. К тому же все еще существовала опасность
осложнений. Отсюда его раздражительность и нервозность. Из-за приема наркотиков
у него нарушились мыслительные процессы, и поэтому с ним было трудно ладить. Но
с другой стороны, терпеть капризы совершенно постороннего человека тоже было не
очень приятно. Особенно этот последний глупый скандал с медсестрой.
– Скажите, какая связь между вами и смертью
Бурра? – спросил Мейсон.
– Проклятая удочка. Полусидя на кровати, он стал ее
свинчивать. Две части удочки он держал в правой руке, а третью – в левой. Вы же
понимаете, в каком положении я очутился. Ведь это же я принес ее ему. Я
находился в доме. Собаки были спущены, поэтому никто из посторонних войти не
мог… Слуги божатся, что и близко не подходили к его комнате. Бедняга Бурр был
обречен, ведь он был прикован к постели, а вазочка с отравой стояла в
каких-нибудь двух – двух с половиной метрах от его кровати… Он не мог до нее
дотянуться, а если бы даже и дотянулся, то все равно не смог бы ничего сделать.
– Но ведь он мог позвонить по телефону?
– Да. Но, по-видимому, газ подействовал слишком быстро.
Или же несчастный Бурр ничего не соображал. Кто-то вошел к нему в комнату,
скорее всего, это был его друг, дал ему удочку, может быть, сказал что-то
вроде: «Вот, Рональд, я случайно нашел твою удочку. Она вовсе не была в
кабинете… Визерспуна, как ты воображал. Ты ее оставил совсем в другом месте».
Бурр хватает удочку и начинает ее собирать, а его приятель говорит ему: «Ну,
пока, если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать». Бросает несколько
кристалликов цианида в кислоту и выходит. Через несколько секунд Бурр уже
мертв. Это мог сделать только близкий ему человек… Вот так оно, видимо, и случилось… –
задумчиво резюмировал Визерспун.
– С точки зрения полиции, – сказал Мейсон, –
это элементарное дело. Практически только у вас одного имелись все возможности
для… А что они думают о мотиве?
Визерспун страшно смутился.
– Выкладывайте все, я вижу, что ничего хорошего вы мне
не скажете. Так как же обстоят дела с мотивом?
Лицо и шея Визерспуна побагровели, когда он выдавил из себя:
– Миссис Бурр своеобразная особа. Она держится просто,
как дитя, ни тени жеманства или лицемерия. Весьма импульсивна и беспечна… Нужно
хорошо ее знать, чтобы понять и не осудить…
– Перестаньте ходить вокруг да около, –
рассердился Мейсон. – Мы сейчас говорим о мотиве, а не о причудах
характера миссис Бурр.
– Полиция предположила, что я влюбился в миссис Бурр и
решил убрать с дороги ее мужа.
– Что заставило их так думать?
– Я же сказал, что миссис Бурр весьма экспансивна,
безыскусна и отзывчива. Она пару раз поцеловала меня в присутствии мужа.
– А иногда и в его отсутствие, – уточнил Мейсон.
– Вот это самое скверное! – признался Визерспун. –
Получилось так, что никто не присутствовал, когда она это делала открыто перед
мужем. Но двое слуг видели, как она меня целовала, когда ее мужа не было рядом.
Ничего в этом плохого не было. Мне трудно это вам объяснить, Мейсон. Просто некоторые
женщины по природе ужасно привязчивы, кроме того, они любят, чтобы их баловали
и целовали. С моей стороны эти поцелуи вовсе не были проявлением страстного
чувства, все обстояло совершенно иначе, чем это звучит в изложении слуг.
Мексиканцы… им неведомы ни нежность, ни уважение к женщине, во всех этих
чувствах они усматривают только страсть. Я же лишь отечески обнял ее, а она при
этом потянулась ко мне так, как это делают дети, желая, чтобы их поцеловали, ну
я ее и поцеловал.
– Может ли полиция связать появление яда в комнате
Бурра с вами?
– Это еще одно несчастное совпадение. На ранчо сколько
угодно кислоты, а цианидом я травлю грызунов и койотов. Полевые мыши – это же
бич божий. Они способны уничтожить все посевы. А бурундуки селятся неподалеку
от конюшен и пожирают сено… Избавиться от них можно только с помощью яда,
главным образом цианида, реже – стрихнина и других ядов. У меня имеется запас
отравленного ячменя, который я подсыпаю грызунам. Кроме того, у меня есть запас
цианида. Так что дело обстоит хуже некуда. Так называемые косвенные улики, и
ничего более, но полиция за них ухватилась. В итоге я оказался в ужасном
положении.
– Правда?
Визерспун сердито посмотрел на него:
– Что означает ваше замечание?
– Просто я вспомнил дело, вокруг которого тогда
поднялась страшная шумиха, – восемнадцатилетней давности, – сухо
проговорил Мейсон. – Представляете, как чувствовал себя Хорас Эйдамс,
когда полиция упрятала его в тюрьму, предъявила обвинение в предумышленном убийстве,
и он понял, что косвенные улики – страшная штука, и не потому, что они
ненадежны сами по себе, а потому, что часто их неправильно интерпретируют. Вы
тогда отнеслись весьма скептически к моим словам.
– Боже мой, неужели вы не понимаете, что данный случай
из ряда вон выходящий. Такое случается не чаще чем раз в сто лет.
– Я говорил о восемнадцати.
Визерспун разъярился:
– Ерунда!
– Вы хотите, чтобы я вас представлял? – спросил
Мейсон.
– Нет, черт побери! Очень сожалею, что когда-то посылал
за вами. Я найду себе адвоката, который не будет мне читать нравоучения. Я
найду себе хорошего адвоката… Самого лучшего, которого можно раздобыть за
большие деньги. Он в одну минуту развеет данное… недоразумение.
– Желаю удачи! – Мейсон поклонился и вышел из
помещения.
Глава 17
Лоис Визерспун смотрела на Мейсона злыми глазами.
– Вы не имели права этого делать.
– Чего этого?
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Если бы я не
посадила в машину другого утенка, папа не попал бы в такое ужасное положение…
– Откуда мне было знать, что ваш отец пообещает при
свидетелях принести Бурру его удочку, а потом станет уверять, что он этого не
делал?
– Уж не осмеливаетесь ли вы говорить, что папа лжет?
Мейсон пожал плечами:
– Практически все косвенные доказательства говорят не в
его пользу… Вот так!
– Мне безразлично, какие там существуют косвенные
доказательства. Я верю слову отца. У него много недостатков, но он никогда не
был лгуном.
– Было бы совсем неплохо, если бы вы сумели убедить в
этом полицию.
– Выслушайте меня внимательно, Перри Мейсон! Я не
собираюсь тратить время на словесные перепалки с вами. Мне требуются не слова,
а дело – результат. Вы ведь не хуже меня знаете, что отец не убивал Рональда
Бурра.
