Обливаясь слюной, я принимаюсь копаться в меню, а Карим с Искином по обыкновению тут же сцепляются языками. Лишь когда официант, приняв заказ, уходит и мой мозг абстрагируется от картинки сочного румяного шашлыка, я слышу, что они обсуждают предстоящую свадьбу Искандера. Тут же вспыхивает резонный вопрос: а как же я? Ясен пень, что Карим приглашён на бракосочетание своего лучшего друга, но почему нет ни слова обо мне?
Насупившись, разглядываю расшитую скатерть. Пока я тут пытаюсь сделать Кариму приятное, общаясь с его друзьями так, будто из материнской утробы вылезла в парандже, у него даже мысли не возникает пригласить меня с собой в качестве пары!
— А ты уже платье выбрала, Василина? — робко подаёт голос Лиля, будто подслушав мои мысли.
Я сквозь землю готова провалиться от растерянности и злости. Выбрала ли я платье? Да я понятия не имею, есть ли моё имя в ваших приглашениях!
— Нет, не выбрала, — чеканю я, сверля взглядом Карима. — Я даже не знаю даты свадьбы.
— Пятого сентября, — пищит она, с беспокойством глядя на Искандера: дескать, ой, не сболтнула ли я лишнего?
От этого я снова хочу убивать.
— Я просто ещё не успел тебе сказать, — как ни в чём не бывало заявляет Карим и даже улыбается, козлина. — Вот сейчас говорю. У Искандера и Лили свадьба пятого сентября. Нас с тобой пригласили. Полтора месяца ведь хватит, чтобы выбрать платье?
Огонь во мне гаснет, даже заулыбаться в ответ хочется. То есть он не собирался идти без меня? Ну ладно тогда. Но побрюзжать для порядка всё же стоит.
— Вообще-то, нормальное платье порой и за два месяца не выберешь, — обвинительно фыркаю я. — Такая туфта в магазинах попадается. Вам, мужчинам этого не понять. Терпеть не могу в подобных делах торопиться.
Карим наклоняется, делая вид, что поправляет мне волосы, а сам с ухмылкой шипит в ухо:
— Как ты с платьем к отцу на юбилей не торопилась и купила его из-под палки в последний день?
Достойного ответа у меня не находится, поэтому предпочитаю захихикать. Всё же хорошо, что Карим знает меня, как свою правую, и публично не злорадствует уличению во лжи. Сама я в такой ситуации громко бы загоготала и во всеуслышанье объявила, что Карим прокололся. Не для того, чтобы его обидеть, а чтобы остальных повеселить. Интересно, можно ли считать меня после этого плохим человеком? Раз для меня важнее других рассмешить, чем не задеть того, кого я вроде как люблю? Надеюсь, что нет.
Шашлык, который мне приносят, оказывается божественным. Если бы не посторонние люди рядом, ела бы его руками и обсасывала сок с пальцев. Жаль, что в «Родене» у нас такого блюда в меню нет. Не того уровня кухня.
— Такая ты милая обжора, — посмеивается Карим, отхлёбывая свой любимый татарский чай.
Как он такой пьёт — ума не приложу: это какой-то тюремный чифирь с чабрецом, наполовину разбавленный молоком.
— А вот твоя даваника меня бы похвалила и сказала: «Аша, аша», — обиженно огрызаюсь я.
— Аша, аша, — поддразнивает Карим и треплет меня по голове. — Знаешь же, что я всегда за здоровый аппетит. — Подняв руку, он подзывает проходящего официанта: — Салат ваш фирменный с вырезкой ещёпринесите, — и указывает на меня.
— Не осилю же, — вяло сопротивляюсь я, заранее зная, что уничтожу всё подчистую.
— Тоже мне проблема. Тогда просто не доешь.
И такой меня прилив любви к Кариму затапливает в этот момент, что я готова забыть про остатки шашлыка, про то, что рядом сидят его друзья, и оседлать его прямо посреди чайханы. Почему-то, когда я думаю о высшей степени благодарности, на ум всегда приходит секс.
— Исхаков, — требовательно говорю я, когда машина Карима вкатывается на подземную парковку его дома.
Припарковав её парой выверенных движений, он вопросительно смотрит на меня, дескать, ага, слушаю.
— Ты меня любишь? — выпаливаю я, ловя малейшие изменения в его лице, чтобы не пропустить скрытые ответы.
Взгляд Карима серьёзнеет и неспешно скользит по мне, словно он тоже пытается что-то для себя выяснить.
— Люблю конечно, — негромко изрекает он наконец. — А иначе для чего это всё заново?
И я вроде догадывалась, но как, оказывается, важно было это услышать! Если Карим любит меня сейчас и любил тогда — значит, и не переставал любить.
— И чего ты тогда постоянно молчишь? — обвинительно рявкаю я и, притянув его к себе за шею, шепчу: — Я тебя тоже люблю. Сильно.
Карим с шумом втягивает запах с моих волос, гладит их, трётся о мою щёку носом. Расчувствовался. Милый такой.
Сегодня, конечно, не его день рождения, но почему бы не порадовать его стриптизом?
30
— Блин, ну где у тебя масло, а? — ною я, пританцовывая вокруг плиты, на которой дымится разогретая сковородка. — В холодильнике нет.
— В верхнем шкафу должно быть, — отвечает Карим, наблюдающий за моими кулинарными потугами с барного стула. — Может, в другой раз завтрак мне сделаешь? А то времени уже впритык.
— Вот спасибо, — буркаю я, раздражённо отпихивая сковороду с конфорки. — В кои-то веки решила побаловать любимого завтраком, а он просит в другой раз. В другой раз у меня может настроения не быть, чтобы ты знал. А этот рецепт я специально у Полины выпытывала.
— Ладно-ладно, не ворчи, Вася. — Карим подходит ко мне сзади и примирительно щиплет за задницу. — Делай завтрак, только постарайся быстрее. Опаздываем.
Он выходит с кухни поговорить по телефону, а мне удаётся-таки разыскать масло, которое, кстати, находится вовсе не в верхнем ящике гарнитура, а в нижнем, и с грехом пополам обжарить тосты. Полезнее было бы их просто подсушить, но получится не так вкусно. А я хочу, чтобы было непременно вкусно и Карим разглядел во мне не только богиню секса, но и талантливую музу кулинарии.
Пока размазываю по подрумяненным ломтикам хлеба творожный сыр и присыпаю их ломтиками спелого авокадо, меня осеняет. Да я же прямо как Мила! Сегодня хочу баловать своего любимого кобелину вкусной едой, завтра начну мыть полы в его квартире, а послезавтра что? Гладить рубашки?
Украсив сэндвичи розовой мякотью лосося, я любуюсь на своё творение. А что? Не так уж и плохо. Это я про еду и рубашки, а не про бутерброд, конечно. Он-то, понятно, прекрасен. Только уборку, пожалуй, предпочту оставить домработнице. Карим, к счастью, может себе позволить такую ленивую девушку, как я.
— Выглядит вкусно, Вася, — хвалит он, занося вилку надо моим первым кулинарным шедевром, который я для красоты присыпала перцем и семенами льна.
— Ой нет, стой! — выпаливаю я и, для верности погрозив Кариму пальцем, бегу к кофемашине.
Торжественно опускаю перед ним американо.
— Вот теперь можно. Ой, нет-нет! Снова стой!
Разместив чашку ровнее, навожу камеру на созданный натюрморт и делаю снимок. Это для инстаграма и ещё, чтобы Миле потом похвастаться. Карима я бы тоже с удовольствием поместила в кадр, но он же изворчится весь. Терпеть не может фотографироваться, хотя по тому, как он за собой следит и сколько раз в месяц стрижется, так и не скажешь.
