– Оооо... Команда зачистки в деле. Неужели Ангелы-Хранители занимаются чем-то подобным?
– Иногда приходится. Впрочем, обычно этим действительно занимаются специальные Ангелы. Просто, иногда они не справляются со всем сразу.
– Есть специальные Ангелы, ликвидирующие последствия встреч с людьми? Звучит так, будто ты из ЛВЧ. Хотя, в твоем случае, это ЛВБ. Люди в белом, – захихикала Анжела.
Они крепко держались за руки, чтобы не потерять друг друга в плотном потоке, спешащих по своим делам, людей. И от того, что она чувствовала его крепкую ладонь, девушку переполняло счастье.
– Хах, пожалуй, твой вариант нравится мне гораздо больше, чем пафосное «Стражи». А сейчас пойдем быстрее. В Париже столько мест, где ты обязательно должна побывать.
– И куда мы пойдем? В Лувр?
– Пожалуй, туда мы точно не успеем. На него надо потратить не меньше суток. Я покажу тебе кое-что еще. Париж великий город, и как-нибудь мы обязательно побываем здесь подольше. Ну а сегодня, я надеюсь, ты не расстроишься, если мы пропустим Нотр-Дам-де-Пари, Люксембургский сад и Триумфальную арку. Все это так часто печатают на открытках, что это стало пошлостью, – Дэймон ловко лавировал в потоке людей, точно зная, куда идет.
– Эйфелеву башню мы тоже пропустим? – Анжела радостно улыбалась.
Ей, в принципе, было все равно, куда идти, лишь бы Дэймон был рядом. Медальон на шее грел душу.
– Это нет. Было бы кощунственно побывать в Париже, и не посетить Эйфелеву башню. Но сначала кое-что другое.
Еще пару раз они сворачивали с улицы на улицу, пока не оказались на небольшой площади, мощеной булыжником.
– Palace du Tertr, – Дэймон мило картавил, проговаривая это, – площадь свободных художников.
Глава 11.
Площадь представляла собой ровный, правильный квадрат, большую часть которого занимала открытая терраса кафе, с небольшими деревянными столами и такими же стульями. На свободном месте уже сейчас сидели художники перед своими мольбертами.
– Я работал здесь еще в начале прошлого века.
– Выглядит симпатично, – Анжела замерла, оглядываясь.
По краям площади росли деревья, теперь уже голые, в аккуратных, забранных решетками, клочках земли.
Солнце ярко освещало художников и их работы, играло зайчиками на стульях, отблескивало в старых, на черных ножках с квадратной формы плафонами, уличных фонарях.
Люди сновали туда-сюда по чисто выметенной пешеходной улице, останавливались напротив мольбертов, восхищаясь мастерством, покупали сувениры и, в конце концов, оседали в кафе, пестревших на первых этажах выбеленных домов, окружавших площадь со всех сторон.
У площади было свое, какое-то особенное, ни на что не похожее, очарование. Анжела без труда смогла представить здесь Дэймона, молодого, вдохновенно рисующего какую-нибудь яркую картину.
– Мне очень нравится. Здесь просто волшебно, – от души сказала Анжела.
У нее замирало сердце, то ли от счастья, то ли от окружавшей ее истории, которую буквально можно было почувствовать.
Обойдя небольшую площадь несколько раз, Дэймону пришлось напомнить завороженной Анжеле, что у них не так много времени.
Они спустились по узкой, достаточно крутой лестнице, и вышли на улицу, все так же мощеную брусчаткой.
– Ля таверне де Монтмарте, – по слогам прочитала Анжела на аккуратной табличке, нещадно коверкая французский на английский манер.
Смеясь, Дэймон ее поправил. Его французский был просто идеален.
– А сколько еще языков ты знаешь? – полюбопытствовала девушка.
Сама она даже на испанский не ходила.
– Все, какие есть на свете, в том числе Ангельский, и пару умерших, – рассмеялся Дэймон, – я же сам все-таки Ангел, хоть и Падший.
– У вас что, есть свой язык?
– А почему бы и нет? Должны же мы были на чем-то разговаривать до прихода Адама и Евы.
– Скажешь мне что-нибудь? – Анжеле было очень любопытно.
Раньше она и не догадывалась об этом языке.
– Без проблем, – он пожал плечами, а затем выдал что-то очень легкое и мелодичное, не похожее даже на звуки.
Это что-то разливалось теплом в сердце, цепляя, касаясь, казалось, самых глубин души.
– Потрясающе, – выдохнула Анжела, – и что же ты сказал?
– Что ты очень красивая, – он остановился, взяв ее за руки.
Они стояли на круто уходящей вниз лестнице.
С одной стороны в нее упиралась улочка, по которой они и пришли, а с другой расстилался сад, уходящий склоном наверх и вниз. На вершине этого сада стояла аккуратная базилика с круглыми куполами, которую было видно еще с площади.
Казалось, будто время во всем мире остановилось, в ожидании чего-то необыкновенного.
Они стояли друг напротив друга, не в силах оторвать взгляда.
Анжела буквально тонула в зеленых, бездонных изумрудах его глаз, которые смотрели на нее сейчас с такой нежностью и любовью. Она, наверное, никогда не сможет привыкнуть к этому взгляду, к этим невыразимо красивым скулам, к этой идеальной линии губ, таких мягких и зовущих.
Дэймон же впитывал в себя ее прекрасные черты лица, которые он в любой момент мог бы нарисовать, даже с закрытыми глазами, и которыми он никогда не налюбуется. А ее рыжие волосы, огнем полыхавшие в лучах солнца буквально сводили его с ума. Он держал ее за руки так крепко, будто боялся, что она может исчезнуть в любой момент, оставив его одного.
Наконец, Дэймон нерешительно наклонился, аккуратно коснувшись ее губ, в легком, воздушном поцелуе, на секунду отстранился, прислушиваясь к своим ощущениям, и продолжил, уже не сдерживаясь.
Анжела таяла под его руками, крепко державшими ее за талию.
Давящее ощущение черной дыры, засасывающей в непроглядную безвозвратную даль, исчезло, словно его и не было. Этот поцелуй был наполнен легкостью и светом, уже для обоих.
Все вокруг будто пропало – люди, машины, огромный город и приближающийся конец света. Сейчас все это было совершенно не важно, незначительно и так далеко.
И уж точно несравнимо с теплом его обжигающих губ, таких мягких, нежных, но и одновременно жадных, ищущих.
Анжела растворялась в этом поцелуе, уносилась в безвременье той сладости, что он давал.
Тело под его сильными руками вспыхивало миллионом маленьких зарядов, проникавших даже через одежду.
Анжеле казалось, что она вот-вот задохнется от счастья, переполнявшего ее от пяток и до кончиков рыжих волос. Это был ее личный кусочек рая.
Прохожие смотрели на них, кто неодобрительно, кто с улыбкой. Но им было все равно.
