Мэтьюс не ошибался, Паук под дверью подслушивал, и наверняка еще и подглядывал. Ну никакого понятия о частной жизни.
— Брен, не дергайся ты так сильно, — вздохнула я укоризненно. — Это же профессор, он ничего плохого мне не сделает. Не сделаете же, сэр?
Брендон молчал. Очень выразительно, можно даже сказать, красноречиво.
— Ладно-ладно, не приближаюсь, руками не трогаю, — тут же замахал руками профессор Мэтьюс и на всякий случай отошел от меня подальше. — Перестань так уж сильно переживать на мой счет, я не намерен причинять вреда Джейн.
Брендон опять промолчал, но его правая бровь ну очень выразительно поползла вверх, давая понять, что на слово он никому не поверит, а уж профессору Мэтьюсу так и подавно. Но хоть не рычит и не кидается, что хотя бы удастся обойтись без открытой грызни.
— У вас занятие через десять минут начинается, — все-таки соизволил заговорить Паук.
Профессор выглядел так, словно готов был рассмеяться.
— Я очень признателен, что ты так внимательно следишь за моим расписанием, — произнес безо всякого недовольства мужчина.
Фелтон пожал плечами.
— Я вообще очень внимательно слежу.
Фраза повисла в воздухе, и мгновенно стало понятно: Брендон сам очень хотел, чтоб она звучала двусмысленно. Паук как будто пытался то ли предупредить профессора, то ли запугать. Вот только не похоже было, что Мэтьюс испугался его хоть самую малость.
— Ты очень хорошо заботишься о своей семье, Брендон. Но мне действительно пора в аудиторию, пока негодящие студенты все не разнесли.
Николас Мэтьюс опять счастливо улыбался.
Когда профессор вышел из моей палаты, я не удержалась и сказала:
— Мне кажется, он над тобой издевается.
Фелтон, сохраняя прежнее выражение лица, отозвался:
— Тебе не кажется.
Дивные отношения, и они как-то слишком сильно напоминали мне то, что происходит при каждой встрече между моим собственным отцом и дядей Френсисом. Когда вроде бы между двумя откровенная неприязнь, но остается только зубоскалить, и никак нельзя перейти к настоящему конфликту.
— Он не обидит меня, Брендон. Я ни капли не сомневаюсь в этом, — тихо вздохнула я. — Хотя ты в любом случае будешь делать так, как сам считаешь нужным.
— Именно.
Ну кто бы сомневался.
Выпустили меня только еще спустя три дня. К тому моменту я уже успела настолько озвереть от безделья настолько, что даже попросила принести мне учебники и конспекты и начала заниматься. Сама. А я никогда не считала себя фанатом учебы.
Самое обидное, что на следующий день после отравления, я уже прекрасно себя чувствовала! Брендон говорил об ускоренном метаболизме и о чем-то еще настолько же заумном, но я пропускала мимо ушей, мечтая о свободе.
— Теперь ничего не пьешь и не ешь без нашего присмотра, — наставлял меня на ум Арджун.
Паук стоял поодаль, давая понять, что полностью поддерживает Солнышко, но близко к кузену не подходил.
— Только не дайте мне умереть от голода и жажды, — вздохнула я, заранее соглашаясь на все. — Но у вас есть хотя бы мысли по поводу того, откуда ждать опасность?
Брен ответил просто:
— Отовсюду.
Чертовски «утешительно».
Министерская комиссия из замка так и не убралась, мое отравление эти проходимцы восприняли как сигнал к началу активных действий и теперь мучили всех и вся. Отбиваться удавалось, судя по рассказам, только профессору Мэтьюсу. Он каким-то чудом умудрялся вести себя с министерской саранчой более нагло, чем она с ним. Теперь все гадали, когда же слишком свободолюбивого профессора уволят.
— Он сейчас держится только чудом и покровительством профессора Бхатии, — расстроенно сказала мне Мэг, когда мы снова оказались с ней за одной партой. — Но на него, поди, докладных уже написали столько, что можно год замок топить.
Оставалось только тяжело вздыхать. Не хотелось бы лишиться такого преподавателя. Да и Николас Мэтьюс казался мне действительно хорошим человеком.
— Главное, чтобы не смогли добраться до самого дяди Кирана, — отозвалась я. — Он-то Мэтьюса точно отобьет у этих…
Приличных слов для того, чтобы назвать министерских захватчиков, у меня не нашлось. Ругаться не хотелось. Все же фамильная честь и хорошие манеры… Ну, и Брендон, если что, будет смотреть очень уж недовольно.
Когда один из министерских, кажется, главный, подошел ко мне на перемене и потребовал, чтобы я прошла с ним для беседы, меня накрыло такой растерянностью, что я едва не подчинилась. Правда, через несколько секунд отпустило. Стоило только, как провалялась в лазарете с отравлением… и выдернула руку из чиновничьего захвата.
— Не трогайте меня! Что вы себе позволяете?! Я наследница лорда Лестера! — истошно завопила я, внутренне сгорая от стыда. Но лучше уж краснеть, чем позволить себя потащить куда-то этому мутному типу.
На нас стали оглядываться, но это только к лучшему. Через пару минут я даже вошла во вкус, поминая всех своих родовитых предков с папочкиной стороны и грозя карами небесными презренному плебею, который осмелился тянуть к моей практически священной персоне свои руки.
Студенты смотрели, но вмешиваться не спешили. Но я и не на посторонних рассчитывала.
Первым рядом со мной возник Александр Фелтон, глаза которого горели праведным гневом.
— Как вы смеете обращаться подобным образом с моей кузиной? — рассерженной коброй зашипел Лекс, решительно отталкивая от меня мужчину. — Да вас выставят со службы и потом даже туалеты мыть не возьмут!
Никогда не думала, что младшее чудовище может быть вот таким властным, решительным и на удивление взрослым. Мне-то казалось, по сравнению с Брендоном, Лекс этакий щеночек-переросток, иногда злобный, иногда милый, может и укусить от души, но загрызть все-таки не в состоянии. Однако сейчас Александр Фелтон казался взрослым и очень, очень опасным.
— Вы разговариваете с инспектором министерства образования! — возмутился мужчина, не желая так просто оставлять меня в покое.
Он держался так, словно имел право тащить меня то ли на беседу, то ли на допрос.
— А вы говорите с представителями древнейших родов Вессекса, — услышала я позади себя и едва облегченно не выдохнула, чего делать было никак нельзя. Потому что станет понятно, как я на самом деле перетрусила.
Но теперь можно расслабиться: если явился Брендон, все будет как надо. Тем более, что к нам шли и Лео, и Арджун, и даже полыхающая гневом Инди, кажется, готовая порвать нападающего голыми руками.
— У нас демократическое государство, в котором нет места классовым привилегиям! — заверещал чиновник, который, видимо, начал подозревать, что у него проблемы.
