— И как это лечить?
— Моей матери помогала теплая ванна, обезболивающие и еще точечный массаж.
Отлично. Ванну и таблетки я Коряге как раз могу обеспечить.
— Уже бегу, - не дожидаясь моей просьбы, говорит Жанна и тут же исчезает из виду.
Вот за это я всегда буду прощать ей и излишнюю панику и, чего уж там, трусоватость.
Я возвращаюсь к Коряге с двумя быстрорастворимыми таблетками и боевым настроем во что бы то ни стало поставить супружца на ноги. Он даже глаза открывает и не сопротивляется, когда вливаю в него шипучую смесь.
— Марго, дорогая, - снова проваливает попытку улыбнуться, - надеюсь, вы не станете рассказывать об этом позорном инциденте нашим будущим детям? Ради этого я готов почти на что угодно.
— Ваше счастье, Коряга, что вы и так уже слишком сильно похожи на свежевырытый труп, - морщу нос и «невзначай» потихоньку пинаю его локтем под ребро, - а то бы эта идиотская шутка стоила вам разбитого носа и испорченного настроения.
Он сокрушенно кривит губы, но на какое-то время берет паузу.
— Спасибо, что спасли нас, - наконец, говорю я. - Это было… очень благородно.
— Это было абсолютно нормально, - поправляет Коряга. Спокойно, без пафоса и даже не распушив хвост, как это обычно делают любители поиграть мускулами на публику. - По-вашему, мне следовало позволить этому бесхребетному идиоту выставить вас с детьми из дома? Марго, если вы и правда такого низкого обо мне мнения, то лучше добейте собственной рукой, чем меня доконает глубочайшее разочарование.
Я закатываю глаза и снова «награждаю» его тычком под ребра.
— И нечего тут стонать, супружец, - заодно и прикрикиваю. - К вашему сведению, это впервые, когда Маргарита Шереметьева поблагодарила мужчину лунной породы и сделала это без камня за пазухой. Уж будьте добры не корчить из себя сверкающего рыцаря и принять похвалу с достоинством. Потому что, черт бы вас побрал, вы ее заслужили!
Он осторожно, явно наблюдая за моей реакцией, берет меня за запястье.
У него красивые пальцы, хоть они и не супер длинные и не такие уж тонкие. Обычные мужские пальцы с обычными ногтями и парой маленьких шрамов. Но эти руки определенно меня завораживают. Особенно та их часть, которая опоясана кожаным ремешком часов и белоснежной манжетой рубашки.
— Вы это чего? - кошусь на него с непонятным теплым чувством в груди. - Раздумали умирать, Коряга? Можно отменять «Неотложку»?
— Хотите, чтобы я сожалел по поводу того, что меня триумфально не вынесут из вашего дома на носилках, как старую развалину? Да черта с два!
Мы смотрим друг на друга.
Прямо глаза в глаза.
И я чувствую, как одновременно надуваются наши щеки, потому что мы оба пытаемся сдержать смех. И все-таки хохочем. Правда, бедный Коряга тут же охает, выдергивает из-под головы подушку и прикрывает ей лицо.
— Коряга, вы нахватались моих дурацких словечек, - подначиваю его. - Скажите «черт подери»?
— Дорогая, вы мне явно льстите - куда мне овладеть такими сложными конструкциями. Кроме того - мне никогда не чертыхаться так изящно, как вам.
— А сестры меня в два рта журят. - Ну а кому еще пожаловаться, как не собственному мужу?
— По-моему, они просто не видят и не слышат все это так же, как вижу и слышу я, иначе бы требовали еще и еще.
Он выглядывает из-за подушки, жмурится, когда случайно попадает в круг света, и я быстро убираю лампу на пол.
— Коряга… - Мне почему-то очень неуютно заводить этот разговор именно сейчас. - Вы сказали тому типу, чтобы он убирался к своему хозяину. Значит, вы знаете, кто организовал все это представление?
— К сожалению, хотя предпочел бы не знать. - Коряга выдерживает паузу и, наконец, озвучивает имя: - Лакс Шад’Инн. Мой ближайший конкурент. Боюсь, что после того, как мы с вами решили больше не ломать копья и пришли к определенному перемирию насчет приюта и его дальнейшей судьбы, этот тип решил перехватить инициативу и отобрать голоса моих потенциальных избирателей.
Я сначала не понимаю, что в его словах настораживает меня сильнее - перспектива снова по чьей-то воле оказаться на улице с моими кукушатами или имя, которое назвал Коряга. Потому что оно мне знакомо. Ну, вернее, как - оно очень напоминает то имя, которое я всю свою жизнь пытаюсь вычеркнуть из памяти. Потому что того человека звали Локс Шад’Анн, а не Лакс Шад’Инн. А формально это ведь совсем не одно и тоже. Никто не считает Дашу Машей только потому, что в их именах похожи три буквы из четырех.
Я бы наверняка услышала его раньше, но меня никогда не волновали политические игрища лунников, потому что кто бы там у них не сел в кресло - от этого простым смертным все равно было ни холодно, ни жарко.
— Все в порядке, Марго? - Коряга снова очень осторожно трогает меня за запястье - и на этот раз у меня не возникает желания одернуть руку. Наоборот, это даже немного успокаивает так некстати разбушевавшиеся воспоминания. - Послушайте, вам не о чем волноваться. Я никому не позволю обидеть вас или этих малышей. Слово супружца.
Он прикладывает ладонь к груди, делает напряженно-сосредоточенное лицо.
И… блин, ну нельзя же быть таким красивым! Особенно с этими его седыми висками и абсолютно мужественными слегка «растрепанными» бровями. И щетиной, которую я, сама того не понимая, поглаживаю тыльной стороной ладони.
— Дорогая, если вы не прекратите это делать, - Коряга, наперекор своим словам, прижимает мою ладонь своей и ласково, по-кошачьи, трется щекой, - даже мигрень не удержит меня от попытки вас поцеловать. Даже если в ответ вы влепите мне оплеуху.
— Обязательно влеплю, - неприлично тихим голосом соглашаюсь я.
— Да ну и черт с ним, - скрипит зубами он и рывком опрокидывает меня на себя.
Я оказываюсь прижата к его груди. Распластана на ней, как безвольная слабачка в лапах огромного дракона.
Моего Серебряного дракона с самыми сумасшедше красивыми глазам цвета холодной ртути. И я даже не пытаюсь вырваться, хоть когда он одной рукой обнимает меня за талию, а другую запускает в волосы, притягивая мое лицо к своим губам, вырваться я смогла бы разве что какими-то отдельными частями тела.
— Я ведь вам правда врежу, - предупреждаю в последний раз, когда наши губы уже почти встречаются в поцелуе. - У нас с вами договорной деловой брак и все такое, и мы…
Он просто закрывает мне рот тем единственным способом, который возможен.
У него твердые уверенные губы, и я невольно раскрываю свои, позволяя Коряге украсть мой удивленный вздох.
Это поцелуй мужчины, который готов схлопотать за него даже пулю в висок.
Поцелуй мужчины, который привык подчинять и командовать, но готов отдаться в добровольный плен своей женщине. И его не мучают вопросы верности, хомута и всего прочего, потому что… он как будто все уже решил.
