– Мой клиент хочет сделать заявление, – начал Сэмюель.
– Отлично. Не теряйте эту мысль. Включить запись. Лейтенант Ева Даллас, – принялась она диктовать, перечислила всех присутствующих и одновременно придвинула к себе стул. – Мистер Крокер, вам уже зачитали ваши права?
Билли откашлялся.
– Да.
– Вы хотите, чтобы мистер Гудвин присутствовал, когда вы сделаете это заявление?
– Да.
– Я здесь, чтобы свидетельствовать, – сказал Люк, – и служить духовным наставником Билли. Лейтенант Даллас, всем нам очень тяжело. Надеюсь, вы примете к сведению, что Билли пришел добровольно, что он намерен сделать искреннее заявление, идущее от самого сердца.
– Я думаю, из тех, кто связан с этим делом, тяжелее всех пришлось мистеру Дженкинсу, поскольку он мертв. Что касается «искреннего заявления, идущего от самого сердца»? – Ева дернула плечом. – Меня это не волнует. Меня интересуют только факты. Это вы поднесли Джимми-Джею коктейль с цианидом, не так ли, Билли?
– Не отвечай, Билли. Лейтенант Даллас, – со сдержанным гневом заговорил Сэмюель, – мой клиент готов сделать заявление в обмен на снисхождение.
– А я не склонна к снисхождению.
Что-то вспыхнуло в глазах Сэмюеля. Ева поняла, что он тоже не склонен к снисхождению. Но ему надо было делать свою работу.
– В прессе широко освещаются два последних убийства, особенно смерть моего тестя. Чем дольше затянется следствие, чем больше внимания – весьма нежелательного внимания, позвольте вам заметить! – будет привлечено к вашему Департаменту и лично к вам.
– Вы хотите выторговать сделку для вашего клиента, прежде чем он мне что-то скажет, а я должна пойти на эту сделку, чтобы избавить себя и Департамент от внимания прессы? – Ева подалась вперед. – Вот что я вам скажу, Сэм. Я обожаю внимание прессы. Обожаю, когда меня поджаривают, а сейчас я еще даже не вспотела. Вашего клиента я обработаю и засажу за сутки без всякого заявления. Так что если это все…
Она начала подниматься из-за стола, но тут включилась Пибоди:
– Лейтенант, может, стоит уделить этому минутку?
– У тебя что, свободного времени больше, чем у меня?
– Лейтенант, ну послушайте. Все-таки мистер Крокер действительно пришел сам, и если два зятя покойного готовы его поддержать, я думаю, мы должны выслушать, что он хочет сказать. Подробности. – Пибоди бросила сочувственный взгляд на Билли. – Все это очень нелегко для всех нас. Я знаю, вы с мистером Дженкинсом были друзьями, добрыми друзьями много лет. Что бы ни случилось, это было тяжело. Очень, очень тяжело.
– Мы были друзьями, – с трудом проговорил Билли. – Мы с ним были как братья.
– Да, я понимаю, – кивнула Пибоди. – Но я не могу предложить сделку. Мы даже не знаем, что вы хотите нам сказать. Но это не значит, что мы не можем и не хотим выслушать вас непредвзято.
– Вы можете снять с повестки убийство первой степени, – потребовал Сэмюель. – Вы можете созвониться с прокурором и договориться об этом прямо сейчас, пока никто еще ничего не сказал.
– Нет, – отрезала Ева.
– Прокурор на это не пойдет, – продолжала Пибоди тем же рассудительным и сочувственным тоном. – Даже если мы…
– Я на это не пойду, – заявила Ева, упирая на «я», и бросила взгляд на Пибоди. – Мне не нужно заявление, чтобы закрыть это дело. Может, заявление помогло бы закрыть его скорее, да еще и бантиком завязать, но я не любительница бантиков. Можете сделать заявление, можете не делать. Вам решать. А вы? – Она повела подбородком в сторону Билли. – Попробуйте договориться о сделке с прокурором, но только сами, без меня. Но сейчас идет мое время, и вы тратите его даром.
– Билли, – тихо заговорил Люк. – Ты должен это сделать. Сэм… – Он просто вскинул руку, чтобы удержать Сэмюеля от спора. – Не только ради закона человеческого. Ты должен это сделать, чтобы примириться с Господом. Ты должен спасти свою душу. Спасения не будет без покаяния в грехе.
Наступило молчание. Секунды тикали, тикали… Ева терпеливо ждала.
– Я считал, что поступил правильно. – Билли судорожно глотнул. – Это единственное, что я мог сделать. Может, это дьявол водил моей рукой, но я верил, что действую от имени Бога. – Билли умоляюще вскинул руки. – Джимми-Джей сбился с пути истинного, он отходил от этого пути все дальше и дальше. Алкоголь. Он не видел в этом греха, не понимал, как его слабость разлагает душу. Он обманывал свою жену, своих последователей, и он не видел в этом обмана. Для него это было нечто вроде шутки. Забавы. Он совсем забывал об осторожности, пил все больше, часто готовил проповеди и даже произносил их под влиянием алкоголя.
– Вы убили его, потому что он слишком много закладывал за воротник? – уточнила Ева. – Черт, надо было просто зайти в ближайший бар или клуб в пятницу вечером и положить всех клиентов разом.
– Лейтенант! – с упреком пробормотала Пибоди и участливо повернулась к Билли: – Вы не могли убедить его остановиться?
– Он получал удовольствие и считал, что каждый мужчина имеет право, нет, даже обязан иметь слабости и недостатки. Стремиться к совершенству, значит, посягать на место Бога. И он… он ведь даже собственных детей вовлек в обман! Заставил Джози – именно Джози – обеспечивать его водкой. Разве так может вести себя любящий отец? Он сбился с пути. Пьянство развратило его, он ослабел и поддался искушениям плоти.
– И начал трахать, кого попало, за спиной у жены, – вставила Ева.
– Это нехорошее слово. – Люк осуждающе покачал головой.
– Это нехорошее поведение, – возразила Ева. – Вам было известно о его делах, – обратилась она к Билли.
– Да. Он пять раз до этого случая совершал грех прелюбодеяния, нарушал заповедь. Но он раскаивался. Он приходил ко мне, чтобы мы могли помолиться вместе, просил у Бога прощения и сил – побороть искушение.
– Вы его прикрывали.
– Да. Увы, слишком долго. Он знал, чем рискует, впадая в такой грех. Своей душой, своей женой и детьми, самой церковью. Он боролся с собой. – Слезы блеснули на глазах у Билли, он вытер их тыльной стороной руки. – Он был хорошим человеком, великим человеком, он был велик даже в своих слабостях. Добро и зло раздирали его на части. И на этот раз, в этот последний раз, он не стал сопротивляться, он не раскаялся. Он отказывался видеть в этом грех. Понимаете, он исказил слово Божье, чтобы оправдать свои низменные страсти. Он заявил, что с этой женщиной, с этой выпивкой получал больше света, больше мудрости, больше истины.
– И все-таки вы его прикрывали.
– Это становилось все тяжелее. Моя совесть противилась этому. Для меня непереносимо было знать, что я к этому причастен, что он втравил меня в это. Он обманывал Бога, обманывал свою жену. При этом он пил и все больше терял осторожность. Его грехи вышли бы наружу непременно, это был всего лишь вопрос времени. Его грехи могли нанести непоправимый вред всему, что он успел сделать в жизни. Все, что он сделал, все, что построил, было поставлено под удар, потому что он попал в этот порочный круг греха.
