И я искренне предполагаю, что она недавно покушалась на мою жизнь, или может – здоровье, а может – просто хотела сделать мне гадость. В любом случае, эта гадость не была для меня безопасной.
Вот только…
У меня нет никаких доказательств.
Одни только вспыхнувшие глаза Димы при озвученном мной имени – не доказательство.
Её никто не видел там в конюшне. И на камерах ничего не удалось разглядеть.
Поэтому для психолога я озвучиваю другое.
– Я ведь говорила вам, что уже теряла ребенка. В последнее время я стала сильнее бояться, что это произойдет снова.
– Снова произойдет что?
Психолог снова втягивает меня в диалог. Заставляет придумывать страхи, которые ни разу не близки к тому, что пугает меня сейчас, и будто бы даже чувствует, что я отвечаю на её вопросы для галочки.
А ближе к концу нашей встречи задает вопрос.
– Ну, а что ты можешь сделать, чтобы с тобой ничего не случилось?
– Могу не садиться ни в одну машину до момента родов? – фыркаю, а на самом деле задумываюсь.
И вправду. Что я могу сделать?
Чем я могу себя защитить?
Запертая дверь палаты – это, конечно, хорошо, но почему бы не предпринять больше активных мер к тому, чтобы максимально обезопасить себя от новых посягательств непредсказуемой психопатки?
Первое, что я делаю – нахожу визитку следователя. Того самого, что приходил ко мне в компании Ольшанского и Тимирязева. Слушаю гудки, а в параллель с этим – собственные мысли, что он даже меня слушать не будет.
Гудок. Гудок. Гудок.
Ну, точно не будет, это же даже мне кажется лютым бредом.
– Оперуполномоченный Назаров слушает… – слышу я заученную уставную формулировку. Голос своего сержанта узнаю не сразу и даже теряюсь в первую секунду, а потом заставляю себя собраться с мыслями.
– Здравствуйте, Борис Витальевич. Это… Анжела Морозова. Вы ведете мое дело…
– Случай о хулиганстве в конюшне, да, помню, – спокойно и практически мгновенно реагирует сержант, – слушаю вас внимательно.
– Вы оставили визитку. Сказали, чтобы я сообщила, если вспомню, кто может желать мне вреда. И я… – снова теряюсь.
– И вы припомнили? – метко соображает сержант.
– Да, но…
Господи, вот как это объяснить?
Я все это время бесилась на Диму – что так долго молчал, а вот сейчас – понимаю, почему молчал. Потому что проговаривать чужое неадекватное поведение – на самом деле не просто. Особенно такое. А вдруг сейчас окажется, что я все понимаю не так? И это вообще все было одной большой попыткой со мной подружиться?
– Давайте начнем с имени, – предлагает мне сержант, неожиданно оказавшийся понимающим парнем.
Зажмуриваю глаза, потому что с открытыми глазами произнести – ну совершенно невозможно.
– Юлия Воронцова.
– А, медсестра, – у сержанта фоном слышится шорох перебираемых папок, – понял. И какой же у неё мотив?
Первые слова разъяснений даются мне с трудом, даже вопреки тому, что я их перед звонком обдумала. Потом – обнадеженная терпеливым молчанием слушающего полицейского, говорю бодрее. И суть фактов я излагаю кратко. Под конец – объясняю и про Люциуса. Что да – это мой конь, что буквально перед инцидентом он чуть ухо Юле не откусил, а меня черт дернул пойти к нему и отчаянно с ним обниматься. Что я предполагаю, что она это видела и это как-то вывело её из себя.
Следователь молчит, неопределенно хмыкает, кажется – постукивает по столу ручкой.
Ну вот, сейчас точно пошлет…
– А телефончик вашего бывшего жениха не подскажете? – наконец деловито уточняет. – Он согласится быть свидетелем? Может, у него какие-то доказательства с тех времен сохранились? Письма те же?
– Я не знаю, – честно сознаюсь, – он когда мне все это рассказывал, я в шоке была. В такие детали не вдавалась. Но свидетелем, я думаю, он согласится быть.
– Это все, конечно, косвенные домыслы, обвинения, – негромко заключает сержант, – но стоит того, чтобы версию хотя бы рассмотреть. Я еще раз пройдусь по клубу, запрошу алиби у медсестры. А вы поправляйтесь, Анжела.
Спрашиваю себя – все ли? Я сделала все, что можно для своей безопасности?
Нет, пожалуй, нет.
А что я могу сделать еще?
Снова берусь за телефон. Набираю старый номер, который знаю назубок. Номер, который до этого набирать просто не смела.
Там с той стороны мне не могли сказать ничего хорошего.
Этот абонент никогда не дожидается второго гудка. Слишком ценит свое время, чтобы позволять телефону бессмысленно трезвонить в его кармане.
– Морозова, – ответ максимально резкий, бесцеремонный, – что такого произошло в твоей жизни, что ты решила, что можешь вот так просто меня беспокоить?
Я не решила. Я знаю, насколько великое одолжение он мне сделал тем, что вообще взял трубку. Мог и из контактов удалить после того, как добился положительного решения по иску взыскания с меня части коммерческих убытков.
И может, мне стоило позвонить кому попроще, его заму, заму зама, там меня встретили бы понейтральнее. Но... Я прекрасно знаю, что решение по моему вопросу будет принимать он. Ну, как максимум - он и мой бывший босс, с которым они вместе только что на оргии не ездят. Они, короче говоря, дружат. И жены у них дружат. И дети будут дружить. И если кто-то и может мне дать прямой ответ, то именно этот человек.
– Здравствуйте, Ярослав, – сглатываю и стараюсь говорить быстро, – я хотела обсудить вопрос продажи залоговой собственности. Я хочу разменять свою квартиру. Мне ведь нужно будет получить от “Рафарма” разрешение?
Нет, я все равно бы, наверное, на это пошла. Тетя накидала мне вполне неплохую стратегию для выживания в первые несколько лет после родов. Но сейчас сменить адрес проживания казалось гораздо более важной задачей.
Чтобы ни мне, ни моему ребенку больше не угрожала ни одна психопатка!
Что меня радует – меня не посылают сразу. Задают пару корректирующих вопросов, по приблизительной стоимости заменяемых квартир – является ли суммарная стоимость стоящей заменой залоговой собственности?
– Примерно равны, – честно отвечаю, – немного дешевле, но ведь и я за год ни единого платежа не пропустила.
– Даже удивительно, – ядовито хмыкает мой собеседник.
Я ему не нравлюсь – он этого не скрывает. Я в общем-то тоже не испытываю на его счет никаких иллюзий. Из всех препон на пути к совершению моей сделки с тетей, главный юрист моего бывшего босса – одна из самых непреодолимых. И если он там вздумает послать меня далеко и лесом – кто его осудит? Я ж для него предатель.
К моему удивлению, совсем рядом с динамиком телефона бряцает погремушка. Бряцает и как будто обо что-то ударяется.
