С той стороны трубки тихонечко чертыхаются.
Будто кому-то этой погремушкой зарядили в лоб.
Эта мысль про рафармовского грозного юридического директора – что-то сродни ужасающей ереси, и мне приходится приложить усилия, чтобы не хихикнуть и не выдать, что я обо всем догадалась. Вместо этого я позволяю себе тактичный вопрос:
– Я не вовремя?
– Конечно же ты не вовремя, Морозова! – недовольно откликается Ярослав, – я вообще поражаюсь, как у тебя хватило наглости на этот звонок.
– Ветров, прекрати пугать человека. Тебя же по-хорошему спрашивают.
Реплика доносится со стороны, и у меня немного екает в груди.
А Вика совсем не изменилась, даже на голос. Все такая же мягкая, все такая же обволакивающая. Умеющая добиваться невозможного.
– Составляй официальное прошение о сделке с участием залога, – голосом подчеркивая, какое большое одолжение он мне делает, отрезает Ветров.
– Вы подпишете?
– Мы подумаем.
А вот это – плохой ответ. Неутешительный. Вместо твердой точки над грядущей сделкой висит вопросительный знак.
А значит…
А значит, не понятно – как мне увольняться.
Если все получится – ладно, жить на деньги со сдачи квартиры – в Москве и области многие этим промышляют.
А если не получится, то что?
Я ведь хорошо знаю свое положение, свою репутацию, знаю, что в Артемисе я проработала ужасающе мало для очистки имени. А сейчас, когда мое положение с каждой неделей будет все сложнее скрыть – найти работу будет в три раза сложнее. Будто до этого было легко.
Раздумываю над ситуацией, а руки открывают ноутбук, принесенный тетей.
Лучше всего думается под механическую, не требующую особого ресурса, работу.
Для меня таковой стало методичное возведение “цифровых баррикад”. Ничего не ожидая, прокручиваю колесико на странице профиля резко вниз. Дожидаюсь прогрузки давних записей.
Абсолютно не удивляюсь, натыкаясь на фотографию из “Артемиса”. Ну, точнее с одной из прогулочных троп.
Огромное зеленое поле, рулоны золотистого сена, Ольшанский с вилами на одном из рулонов, дурачится – изображает из себя Аквамена. Вечернее солнце золотит его растрепанные волосы – мы долго ездили по лесу и только под самый конец выгреблись на это поле, где шла плановая заготовка сена для конюшни. Ник увидел этот рулон, огромный, колючий, и решил, что выходной не будет хорошим выходным, если эта “высота” останется не взятой. А я не удержалась, щелкнула его на верхушке, унесла в профиль инстаграма, даже хештег клуба проставила в коротком восторженном отзыве о прошедших выходных…
Я тогда вообще не стеснялась своей жизни. Напротив, хотела жить каждым её днем, в котором не было больно. И хотела… Хотела, чтобы он заметил, что важен для меня. В конце концов, других мужчин в моем профиле не было…
Очередное бессмысленное желание из череды несбывшихся надежд.
В общем, ничего удивительного, что меня и мои уязвимые места оказалось так просто найти. Что ж, теперь мы будем ученые.
Профили в соцсетях закрываю, вычищаю из друзей абсолютно всех малознакомых и бывших коллег.
Все. И никаких больше личных фото и постов. Только репосты с котиками.
Паранойя? Возможно.
Возможно – уже излишняя. Даже скорей всего. Но все-таки случай на конюшне не дает мне покоя. Не дает чувствовать себя в безопасности. Потому что это – было за гранью адекватности. А когда рядом с тобой находится неадекватный человек, которому ты стоишь поперек горла – о какой вообще безопасности идет речь?
Закрывшись ото всех чужих, чувствую себя немножечко лучше. Будто окна заклеила от пронзительных сквозняков и чуточку согрелась.
Я сменю место жительства, и так просто меня уже не найдешь.
Да, кстати об этом.
Составляю прошение на место бывшей работы о выдаче разрешения на размен закладной квартиры. Надеюсь, проблем не возникнет. Какая, в конце концов, Рафарму разница, что у меня в залоге находится, одна квартира – или две поменьше?
Но и это занятие оказывается конечным.
И вот я застаю себя напротив светящегося белым экрана ноутбука, в глубокой прострации.
Однозначное решение насчет работы никак не придет.
Оставаться рядом с Юлей после случая в конюшне я сама не хочу.
Лишаться работы – тоже не хочу, это, в конце концов, вопрос выживания.
И потом, если Юлю все-таки удастся привлечь – то может, все и обойдется?
Господи, ну я и докатилась. Надеюсь на авось. Я-то!
Нет уж. Надо решаться на сложное. Тете все объясню, может, она поможет. Вряд ли бросит, она у меня, как показывает практика, – мировая. Только… Наверное, стоит предупредить Ника.
Он помог мне с этим местом, я сильно подведу его своим уходом, так что… Лучше скажу лично.
Снова берусь за трубку. Пока слушаю гудки – гуляю пальцем вокруг пупковой ямки. Да. Так будет лучше. Со всех сторон. И со стороны сохранности моей маленькой тайны – тоже. Устала ловить на себе внимательный изучающий взгляд Ника. Он будто успокоился, но при этом что-то внутри меня подсказывало, что нет.
– Слушаю, – голос с той стороны трубки звучит так, что у меня по спине пробегает холодок. Потому что тот Ник, которого я знала три года, вот так не говорил никогда. Будто с того света.
– Извини… Я не вовремя? – второй раз за день, между прочим, задаюсь этим вопросом. Надо заканчивать.
– Говори, пожалуйста, – это вроде разговор, но так походит на мольбу, что снова по коже ползут мурашки. Будто меня умоляют кого-то спасти.
– Мы можем встретиться? – произношу непонятно зачем. – Есть серьезная тема для разговора.
Господи, ну зачем? Все мои темы для разговора можно было бы вполне уместить в рамки телефонной беседы. И звать его сейчас от Юли – только лишний раз её провоцировать. И вообще на субботу у них могут быть свои планы.
– Приеду через час, – звучит неожиданно быстро. Планов, судя по всему, нет. Что ж…
Главное проговорить с ним только мое увольнение.
Сомневаюсь, что рассказ о том, что его невеста сталкерит меня, Ольшанский оценит.
Не оценит. Не поверит. И ничем ему не докажешь. Любит он свою принцессу. Ну или думает, что любит. Но пылинки, по крайней мере, точно сдувает.
Значит, я буду молчать. И вдохновенно врать. Осталось найти вдохновение.
Он приезжает даже раньше чем через час. Будто не был дома, будто был где-то рядом, или собрал по пути все штрафы, какие только возможны.
Приезжает, стучит в мою дверь, я ему отпираю и…
Уже заготовленные слова для начала моей восхитительной речи застряют где-то в горле.
