Бисмарк не сомневался в том, что правительственное предложение принято не будет, и готовился распустить рейхстаг. «Для нашей общей ситуации упорство оппозиции в отстаивании своей точки зрения и обусловленный им роспуск рейхстага был бы оптимальным вариантом» — писал он в частном письме
[606]. Сам канцлер выступил 11 января в рейхстаге с пространной речью, в которой подчеркнул миролюбие Германии, однако в самых мрачных красках обрисовал грозившие стране опасности. Подробнее всего он говорил о Франции и о России. «У нас нет не только никакой причины нападать на Францию, но и никаких подобных намерений. Мысль о том, чтобы начинать войну только потому, что в дальнейшем она, возможно, станет неизбежной и ее, возможно, придется вести при менее благоприятных условиях, была всегда чужда мне, и я неизменно боролся с ней (…) По моему мнению, нам следует опасаться французского нападения; произойдет оно через десять дней или через десять лет, это вопрос, на который я не могу ответить»
[607].
Одновременно Бисмарк не преминул указать депутатам на их безграмотность в военных вопросах, а затем поднял возникший спор до статуса принципиального конфликта между парламентом и короной, как это было в старые добрые шестидесятые. «Германская армия есть учреждение, которое не может зависеть от переменчивого большинства рейхстага. (…) Сделать численность армии мирного времени зависимой от сиюминутной расстановки сил и настроения рейхстага невозможно. Не занимайтесь подобными фантазиями, господа! Без нашей германской армии, одного из фундаментальных учреждений и основ, без потребности в общей обороне от вражеских атак не возник бы сам союз, на котором покоится Германская империя. Вспоминайте об этом каждый раз, когда Вы пытаетесь выбить у нее из-под ног эту основу ее существования; потому что мы все хотим чувствовать себя защищенными, и ваши избиратели тоже — подумайте об этом! Попытка (…) сделать армию зависимой от меняющегося большинства рейхстага и его решения, другими словами, превратить императорскую армию, которую мы имеем в Германии, в парламентскую армию, войско, о состоянии которого будут заботиться не император и союзные правительства, а господа Виндхорст и Рихтер — эта попытка не удастся! (…) Это обязывает нас апеллировать к мнению народа, избирателей, чтобы узнать, действительно ли они видят ситуацию подобным образом»
[608].
Однако депутаты не вняли его аргументам. Большинство палаты было согласно только на трехлетний срок действия нового закона. 14 января рейхстаг проголосовал был распущен. Новые выборы назначили на 21 февраля.
Атмосфера очередной «военной тревоги» благоприятствовала правительству. Бисмарк в очередной раз использовал внешнеполитические рычаги для решения внутренних проблем. 31 января в той самой газете «Пост», которая 12 лет назад опубликовала знаменитую статью «Предвидится ли война?», появился не менее взрывчатый материал под названием «На острие ножа». В нем предсказывалась скорая французская агрессия. Этот же мотив был подхвачен целым рядом других изданий. Подконтрольная правительству пресса быстро довела накал страстей до высшей отметки.
15 января, на следующий день после роспуска рейхстага, руководители трех партий — обеих консервативных и национал-либеральной — договорились об образовании предвыборного блока, так называемого «картеля». Партии обязывались помогать друг друга на выборах, а также оказывать правительству безоговорочную поддержку. Правительство, в свою очередь, сделало все для того, чтобы накалить настроения в обществе до предела и помочь «картелю» завоевать расположение избирателей. Чиновники активно вмешивались в ход предвыборной борьбы, которая приобрела характер плебисцита: за или против политики Бисмарка, за или против независимости и безопасности империи.
Итогом выборов, вошедших в историю под именем «масленичных», стала рекордная мобилизация электората: к урнам пришло почти 80 % имевших право голоса. Консервативные партии получили на этих выборах в общей сложности 122 мандата, национал-либералы — 97. Таким образом, «картель» получил абсолютное большинство мест в палате. Это было безоговорочной победой «железного канцлера». Впервые за всю историю империи он имел перед собой парламент, практически готовый следовать за ним в огонь и в воду. 1887 год стал в определенной степени вершиной внутриполитических успехов Бисмарка на посту имперского канцлера.
11 марта 1887 года военный законопроект был принят рейхстагом. Довольно симптоматично, что Лев XIII настоятельно порекомендовал лидерам Центра поддержать правительство в данном вопросе, однако при голосовании католическая фракция предпочла воздержаться. Рана, нанесенная Культуркампфом, еще не затянулась до конца. Стремясь использовать успех, в конце года Бисмарк внес в палату еще один законопроект, изменявший организационную структуру армии. Он менял положение резервных частей в составе вооруженных сил и позволял существенно увеличить численность армии военного времени. 6 февраля 1888 года канцлер произнес по этому поводу одну из самых блестящих своих речей, в которой подробно обрисовал международную ситуацию и сделал вывод: «Мы должны в эти времена быть настолько сильны, насколько это возможно». Выступление завершалось эффектным пассажем: «Мы, немцы, боимся бога, но более никого на целом свете! Именно богобоязнь заставляет нас любить и сохранять мир.
Но тот, кто нарушит его, убедится в том, что боевой патриотизм, который в 1813 году привел под знамена все население слабой, маленькой и истощенной Пруссии, теперь стал общим достоянием всей германской нации!»
[609] Эта речь вызвала ликование в националистических кругах немецкого общества, цитаты из нее стали одним из лозунгов немецких правых. Законопроект был принят.
Однако «картель» позволил Бисмарку не только провести в жизнь военное законодательство. Последнее, по сути, являлось не основной целью, а способом мобилизации и избирателей, и депутатов. Использовать же сложившуюся ситуацию можно было и для решения других задач. В частности, введения косвенных налогов, давно планировавшихся канцлером. В 1887 году были приняты законы о налогах на алкоголь и сахар, вскоре после этого в очередной раз повысились таможенные пошлины на ввоз зерновых. «Канцлер очень доволен», — отмечал Кардорф летом 1887 года
[610]. Для этого у Бисмарка, действительно, имелись все основания — он находился на вершине своей политической карьеры.
Его юбилей отмечался в апреле 1885 года как общенациональный праздник. На Вильгельмштрассе состоялся многочасовой парад: члены военных союзов, театрализованное шествие, факельная процессия, в которой приняли участие около 10 тысяч человек… В течение нескольких дней в резиденцию канцлера стекались с поздравлениями отдельные лица и целые делегация, начиная с кайзера и принцев. В следующем году во время поездки на курорт в Киссинген ему повсюду организовывали торжественный прием. «При нашем отъезде все те же крики приветствия, половина Регенсбурга собралась на вокзале» — писала Иоганна
[611].
