Преемником Бисмарка был назначен генерал Лео фон Каприви, фигура гораздо меньшего масштаба без значимого политического опыта. Было бы неправильно, впрочем, видеть в нем простого исполнителя монаршей воли — генерал должен был играть роль «сильной личности», способной сплотить общество и парламент. Каприви занял служебную квартиру еще до того, как его предшественник успел забрать оттуда все свои вещи — еще одно унижение, которому подвергли отставного канцлера. Впрочем, Бисмарк сумел отомстить, вместе с многочисленным личным имуществом прихватив несколько ящиков с совершенно секретными служебными документами, которые он отправил в свое поместье под покровом ночи.
Отставка Бисмарка не вызвала в политических кругах германской столицы никаких отрицательных эмоций. Господствовали скорее облегчение и надежда на то, что во внутренней политике империи наконец-то подует свежий ветер. Стиль руководства «железного канцлера» создавал из окружавших его людей либо врагов, либо безвольных марионеток. В решающий момент ему оказалось не на кого опереться, не нашлось той силы, которая выступила бы в его защиту. Даже непосредственные подчиненные и прусские министры, на коллективную отставку которых в знак солидарности с ним Бисмарк тайно рассчитывал, все без исключения остались на своих постах. Вокруг уходящего канцлера образовался вакуум, который прекрасно демонстрировал все недостатки и слабые стороны проводившейся им на протяжении десятилетий политики. «Как страдали мы при этом режиме, — писала вдова императора Фридриха III, — его влияние развращало его сотрудников и политическую жизнь Германии. Он сделал жизнь в Берлине почти невыносимой для тех, кто не стал его рабом»
[659]. Знаменитый историк и либеральный политик Теодор Моммзен заявлял, что Бисмарк «сломал хребет германскому народу»: «Ущерб от эпохи Бисмарка бесконечно больше, чем польза»
[660].
И все же далеко не везде реакция была такой. Беспокойство охватило, в первую очередь, европейские столицы. Здесь Бисмарка при всех оговорках рассматривали как человека, с которым можно иметь дело, поскольку он все-таки ведет Германию достаточно предсказуемым курсом и стремится сохранить мир, а не пускается в авантюры. Французская пресса, по сообщениям немецких дипломатов, считала отставку Бисмарка «событием, безрадостным для Франции, и высказывала мирной политике канцлера запоздалое признание». Из Петербурга германский военный атташе докладывал, что уход канцлера «произвел повсеместно удручающее впечатление»
[661]. Казалось, вся Европа была едина во мнении, что отставка Бисмарка создала серьезную угрозу нормальному развитию международных отношений.
Популярность «железного канцлера» была высока и среди простых немцев. 29 марта, когда отставной политик покидал Берлин, проводить его пришли тысячи людей, так что эскорт лишь с трудом прокладывал путь через толпу. Приветственные возгласы, овации, пение патриотических песен сопровождали Бисмарка на всем пути от служебной квартиры до вокзала. Так одновременно с окончанием карьеры «железного канцлера» началась карьера «легенды о Бисмарке», которая существовала долгие десятилетия и попортила еще немало крови и Вильгельму II, и некоторым его преемникам.
Глава 18
Старец саксонского леса
Весной 1890 года Бисмарк оказался во Фридрихсру. Впервые за долгие десятилетия он был совершенно свободен от государственных дел и мог посвятить себя заслуженному отдыху. По крайней мере, именно на это надеялись и Иоганна, и Герберт, полагавшие, что отставной канцлер будет спокойно наслаждаться сельской идиллией. В конце концов, он сам неоднократно заявлял о таком желании. Однако на практике все оказалось иначе.
Политика, главная страсть Бисмарка, не отпускала его. «Железный канцлер» вовсе не планировал устраняться от происходивших в Германии процессов. Он подписался на множество газет и тщательно следил за всем происходившим в стране. Его деятельность теперь определялась двумя намерениями. Первое заключалось в том, чтобы вернуться к власти. Второе — отомстить своим политическим противникам. Если в первом он в итоге так и не преуспел, то второе удалось ему в полной мере. Его сын Герберт в это время жаловался, что отец живет только для сведения старых счетов.
Уже в апреле состоялись переговоры о сотрудничестве с газетой «Гамбургские известия» умеренно-либерального направления. Владельцы издания были готовы предоставить Бисмарку хоть все полосы сразу. Главный редактор Герман Хофманн постоянно курсировал между Гамбургом и Фридрихсру. Вновь взявшийся за перо, как во времена революции, Бисмарк показал себя талантливым и работоспособным журналистом, сочинив в течение нескольких лет сотни (а по некоторым подсчетам, не менее тысячи) статей по актуальной проблематике.
Поместья Бисмарка быстро превратились в место паломничества журналистов, как немецких, так и иностранных. Отставной канцлер охотно давал им интервью, в которых резко критиковал действия правительства. Своего преемника Каприви он хвалил как весьма душевного человека, но одновременно демонстрировал собеседникам всю его безграмотность в политических вопросах. Жестко критиковал Бисмарк ухудшение отношений с Россией, заключение соглашения об обмене Занзибара на Гельголанд с Великобританией, новый военный законопроект, сокращавший срок службы до двух лет. В любом действии правительства экс-канцлер находил повод для критики и предрекал катастрофу, которая с неизбежностью ждет германскую политику.
На службу Бисмарку поставил свое перо один из самых блестящих публицистов рубежа веков — Максимилиан Гарден. Сделал он это совершенно добровольно; «железный канцлер» некоторое время даже не знал, кто скрывается под псевдонимом «Апостата», которым были подписаны статьи, прославлявшие его и резко критиковавшие правительство. Только в феврале 1892 года Гарден по приглашению Бисмарка приехал во Фридрихсру. Стороны оказались довольны встречей, и их сотрудничество продолжилось. Впоследствии Гарден — с преувеличением, но не без оснований — заявлял, что именно он создал тот образ «железного канцлера», который существовал в немецком обществе после смерти Бисмарка.
Выпады из Фридрихсру, неизменно привлекавшие внимание широкой общественности, изрядно беспокоили политическую элиту в Берлине. Там опасались, что волна популярности Бисмарка станет слишком высокой, и «старец Саксонского леса», как его все чаще называли, сумеет вернуться к власти. 23 мая 1890 года Каприви отправил всем германским представительствам за рубежом циркулярное письмо, в котором говорилось, что высказывания отставного канцлера находятся в противоречии с политикой действующего правительства и не имеют никакой ценности. «Об уколах, направленных в мою сторону, я не буду говорить, мне они безразличны; но я считал Каприви более способным» — отреагировал на это Бисмарк
[662].
