В Йене Бисмарк произнес две речи, мгновенно приковавшие к себе всеобщее внимание. В них он выступил за усиление роли парламента в политической жизни страны и против абсолютистских идей, намекая тем самым на замашки молодого императора. Сознавая, что из его уст подобные вещи звучат довольно странно, Бисмарк заявил: «Возможно, я сам неосознанно внес свой вклад в то, чтобы опустить влияние парламента на его нынешний уровень, но я не хочу, чтобы оно оставалось на таком уровне всегда»
[675]. Сильный парламент является важным залогом немецкого единства, средоточием национальных чувств; если таковой будет отсутствовать, «я обеспокоен продолжительностью существования и крепостью наших национальных институтов (…). Мы не можем сегодня жить чисто династической политикой, мы должны вести национальную политику»
[676].
Напряженность между Бисмарком и Вильгельмом достигла крайней отметки. Причем вредило это, в основном, императору. Когда Бисмарк в 1893 году серьезно заболел воспалением легких — старые недуги возвращались, и даже Швайнингер был порой бессилен против них — советники кайзера осознали, насколько плачевными будут последствия для репутации монарха, если «железный канцлер» сойдет в могилу, оставшись врагом Вильгельма. Последний, скрепя сердце, вынужден был согласиться с этими соображениями. В январе 1894 года он отправил Бисмарку весьма дружелюбное личное письмо, приложив к нему бутылку вина. «Железный канцлер» распил подарок кайзера вдвоем с Максимилианом Гарденом, который считался самым непримиримым критиком Вильгельма. Тем не менее, он тоже не хотел доводить ссору до крайних пределов.
В конце января 1894 года Бисмарк отправился в Берлин, где состоялось демонстративное примирение с кайзером. Насколько популярен стал к тому моменту «железный канцлер», свидетельствует количество людей, пришедших приветствовать его — оно измерялось сотнями тысяч. Современники говорили, что считали подобные вещи невозможными в Берлине и что настроение, господствовавшее в толпе, напоминало настоящее сумасшествие. Бисмарка сравнивали с легендарным императором Барбароссой, покинувшим пещеру на горе Киффхойзер, где он спал вековым сном. Это была последняя поездка «железного канцлера» в столицу.
В феврале император нанес ответный визит во Фридрихсру; во время встречи он намеренно избегал разговоров на политические темы, ограничиваясь светской болтовней и казарменными шутками. «Теперь пусть возводят ему триумфальные ворота в Мюнхене и Вене, я все равно буду на корпус впереди» — хвастливо заявил Вильгельм по итогам этой встречи
[677]. Формально конфликт был исчерпан, хотя стороны продолжали относиться друг к другу с глубокой неприязнью. Примечательно, что демонстративное «примирение» вызвало настоящую панику в ведомстве иностранных дел, где стали всерьез опасаться, что Бисмарк вернется на свой пост и расправится со всеми эпигонами. Занявший пост канцлера Гогенлоэ констатировал, что страх перед Бисмарком стал «царствующей в Берлине эпидемией»
[678].
* * *
Если не страх, то популярность Бисмарка, действительно, приобретала эпидемические черты. По мере того, как росло разочарование немецких правых в новом режиме, они обращали свои взоры к Бисмарку. Уже в первой половине 1890-х годов возникали идеи формирования националистической партии, которая начертала бы имя Бисмарка на своих знаменах и выступала бы в роли оппозиции справа. Осуществить их не удалось, однако основанный в 1893 году Союз сельских хозяев — одно из наиболее мощных представительств экономических интересов в Германии — провозглашал себя продолжателем дела Бисмарка.
Конечно же, жизнь Бисмарка после отставки не исчерпывалась политическими баталиями. Он старался вкушать все доступные ему радости жизни. Отставной канцлер не отказывал себе в удовольствии хорошо поесть — разумеется, в рамках, отведенных для этого неусыпно наблюдавшим за ним Швайнингером. «Нужно иметь действительно хороший желудок, чтобы за столом держаться наравне с князем» — вспоминал один из посетителей
[679]. Бисмарк знал толк в хороших винах и любил рассказывать историю о том, как однажды был приглашен к столу императора Вильгельма II, где ему подали не очень качественное шампанское. Выяснилось, что это на самом деле игристое вино немецкого производства, которое кайзер пьет из экономии и соображений патриотизма. В ответ Бисмарк заметил, что его патриотизм останавливается, когда дело касается желудка.
Стареющий политик по-прежнему любил слушать музыку и гулять на свежем воздухе. С 1893 года он уже не мог ездить верхом. Тем большую ценность и продолжительность приобретали пешие прогулки, которые он предпринимал в компании двух своих собак, Кира и Ребекки. Бисмарк по-прежнему обожал лес и любил гулять среди деревьев, в обстановке, которая наполняла спокойствием его душу. Он много читал, особенно классическую литературу, проштудировал полное собрание сочинений Шиллера. Исторические произведения также не остались без его внимания; на склоне лет «железный канцлер» неоднократно говорил о том, что знание истории является весьма важным для любого политического деятеля, поскольку прошлое дает полезный опыт для понимания актуальных событий.
Религиозной литературе Бисмарк практически не уделял внимания. Его взгляды в этой области в поздние годы жизни вообще отличались своеобразием. В 1893 году он заявил баронессе Шпитцемберг, что у него «появляется чувство, что наш Господь и Создатель не всегда все делает сам, а передает руководство отдельными сферами неким министрам и чиновникам, которые совершают глупости»
[680]. Впрочем, вера «железного канцлера» всегда отличалась довольно скептическим характером. Во всяком случае, посещать церковь он по-прежнему не считал нужным вовсе. В то время, как у многих людей к старости склонность к религии возрастает, у Бисмарка, похоже, происходил обратный процесс.
Несмотря на обилие посетителей, которых принимал отставной канцлер в своих поместьях, главную роль в его окружении играли ближайшие родственники. Не со всеми из них отношения были одинаково теплыми. Общение с Бернгардом, который скончался в 1893 году, уже давно сократилось до минимума. Иной была ситуация с Мальвиной, по-прежнему остававшейся близким ему человеком. На окружающих, правда, младшая сестра Бисмарка производила часто неблагоприятное впечатление. Ее описывали как честолюбивую светскую даму, которая стремилась погреться в лучах славы своего брата, отличалась холодностью и закрытостью.
Жена оставалась для Бисмарка самым близким человеком. С годами узы, связывавшие их, только укреплялись. Преданная мужу до глубины души, Иоганна после его отставки со всей страстью возненавидела императора. Бисмарк в шутку заявлял, что ни один человек не в состоянии прожить столько, чтобы отбыть все тюремные сроки, которые должна была бы получить его жена за произносимые в течение всего лишь одного дня оскорбления в адрес Его Величества. Даже когда между императором и канцлером состоялось формальное примирение, Иоганна заявляла, что не хочет и не может простить Вильгельма.
