Гораздо более откровенно он высказывался в своем письме военному министру Альбрехту фон Роону, с которым его связывала старая дружба. «Мне кажется, наша главная ошибка заключалась в том, что мы действовали либерально в Пруссии и консервативно за рубежом. (…) Только изменения нашей внешнеполитической линии могут, на мой взгляд, защитить позиции короны внутри страны от натиска, который он в длительной перспективе не сможет выдержать» — писал он. Решение внутриполитических конфликтов должно быть осуществлено путем активной политики в германском вопросе. И далее — слова, которые, несомненно, глубоко потрясли бы прежних покровителей Бисмарка: «Из монарших домов от Ганновера до Неаполя ни один не поблагодарит нас за наши симпатии, и мы практикуем по отношению к ним чисто евангельскую любовь за счет безопасности собственного трона. Я верен своему князю вплоть до Вандеи, но по отношению ко всем остальным я не чувствую ни в единой капле своей крови даже тени желания пошевелить пальцем во имя их спасения»
[211].
В октябре 1861 года Бисмарк присутствовал на коронации Вильгельма в Кенигсберге. «Король избегал говорить со мной о политике, опасаясь, вероятно, прослыть реакционером, имея дело со мной.(…) Он считал меня фанатичнее, нежели я был на самом деле», — писал Бисмарк много лет спустя в своих воспоминаниях
[212]. Ощущение, что события чем дальше, тем больше развиваются без его участия, усугублялось продолжающимися недугами. То ли болотистый климат Петербурга, то ли постоянное нервное напряжение, то ли не до конца покинувшие прусского посла болезни способствовали тому, что его здоровье находилось не в лучшем состоянии. Хронические боли в желудке, бессонница, ослабленный иммунитет — все это вызывало депрессию.
В январе 1862 года Бисмарк писал сестре: «Для меня уже все слишком поздно, и я просто продолжаю выполнять свой долг (…) Моя болезнь сделала меня внутренне столь изможденным, что у меня нет больше необходимой энергии для действий в меняющейся обстановке. Три года назад я еще был годен на то, чтобы стать министром, теперь я думаю об этом как больная скаковая лошадь, которая должна перепрыгивать препятствия. Еще несколько лет я должен буду оставаться на службе, если проживу этот срок. Через три года закончится аренда Книпхофа, через пять Шёнхаузена, но я пока не знаю, где буду жить, если уйду в отставку (…) Перед министерским постом у меня страх как перед холодной ванной»
[213]. В течение всех трех неполных лет своего пребывания в Петербурге он время от времени играл с мыслью вернуться к образу жизни сельского юнкера, покончив с государственной службой. В одном из своих писем Бисмарк говорил о том, что его склонность к политике не столь уж и велика, и он готов расстаться с ней без особого сожаления.
Однако это были лишь временные перепады настроения. На самом деле Бисмарк стремился к активной деятельности, пребывание в Петербурге казалось ему слишком скучным. Фридрих фон Гольштейн, на тот момент младший чиновник в прусском посольстве, впоследствии ставший одной из самых влиятельных фигур германской внешней политики, вспоминал, что его шеф производил впечатление крайне неудовлетворенного человека: «Он не смеялся, даже если рассказывал комические истории (…) В его высказываниях чувствовалось, что деятельность и жизнь для него — одно и то же»
[214]. На тот момент Бисмарк уже предполагал, что ему предстоит новый пост — летом 1861 года ему сказал об этом лично министр иностранных дел. К тому же внезапно для себя он оказался в центре внимания петербургского придворного общества — до российской столицы дошли слухи о скором назначении Бисмарка главой правительства. Через некоторое время эти слухи наконец-то стали реальностью, но до того момента дипломату пришлось пережить еще несколько довольно напряженных месяцев.
Глава 6
На берегах Сены
Пока Бисмарк находился в столице Российской империи, в Пруссии разворачивались драматические события, которые в конечном итоге проложили ему путь к власти. Речь идет о так называемом «военном конфликте».
В 1814–1815 годах в Пруссии была проведена реформа, позволявшая в случае войны мобилизовать большую армию. Действующая армия состояла из двух половин — линейных частей и ландвера (по сути, ополчения). Важное преимущество заключалось в том, что в мирное время эта система обходилась недорого. Однако как военная эффективность, так и политическая надежность ландвера вызывала у прусского руководства растущую озабоченность. В конце 1850-х годов под руководством Роона, ставшего в 1859 году военным министром, был составлен проект радикальной реформы. Он предусматривал увеличение числа линейных полков, а также ежегодного призывного контингента. Ландвер оттеснялся на сугубо вспомогательную роль.
Проблема заключалась в том, что на реорганизацию (и последующее содержание новых полков) были нужны деньги. Согласно конституции, парламент — ландтаг — обладал бюджетным правом, то есть должен был утверждать государственные расходы. Составлявшие большинство в нижней палате прусского парламента либералы были согласны с необходимостью военной реформы, однако видели в ландвере воплощение «народной армии» и не хотели с ним расставаться. Во всяком случае, они требовали от правительства уступок — хотя бы в виде сокращения срока службы с трех до двух лет.
Однако Вильгельм, воспитанный в солдатском духе и считавший армию сферой исключительной компетенции монарха, уступать не собирался. Поэтому, когда в феврале 1860 года военный законопроект был внесен на рассмотрение ландтага, все усилия достичь компромисса провалились. Конфликт удалось отсрочить, предоставив правительству на год дополнительные средства в обмен на обещание дальше проводить согласованную с ландтагом политику. В течение этого года военная реформа была проведена явочным порядком.
Летом 1861 года представители различных либеральных группировок, недовольные действиями правительства в военном вопросе, образовали Прогрессивную партию. Именно она стала главным оппонентом правительства в разгоравшемся конфликте. В конце 1861 года прогрессисты одержали убедительную победу на парламентских выборах. Почувствовав свои силы, они решительно отказались принять предложенный правительством проект бюджета на следующий год, пока не будет достигнут компромисс в военном вопросе.
В 1862 году кризис достиг своего пика. За роспуском ландтага и отставкой либеральных министров последовала новая, еще более оглушительная победа прогрессистов на выборах. Новая попытка добиться компромисса на переговорах к успеху не привела. Депутаты требовали сокращения срока службы в армии до двух лет, ограничения военных расходов и сохранения прежней роли ландвера. Роон был готов пойти на частичные уступки, но король был несгибаем. Он скорее отрекся бы от престола, чем капитулировал в вопросе, связанном с армией. К середине года ситуация практически зашла в тупик.
