Однако главным для него было не экономическое значение поместья. Глава правительства не случайно выбрал себе имение, находившееся в сельской глубинке, куда не доходила железнодорожная линия, а путь из прусской столицы занимал целый день. Для него Варцин был местом отдыха и уединения, той самой деревенской идиллией, которая была мила его сердцу с самого детства. Сюда он удалялся отдохнуть от политических битв и поправить свое здоровье, которое теперь уже постоянно оставляло желать лучшего. «Железный канцлер» заявлял, что, будь его воля, он вообще никогда не покидал бы Варцин.
Дом находился в запустении, и над его приведением в порядок пришлось немало поработать. Зато настоящим сокровищем был огромный парк. «Дом в довольно плачевном состоянии, — писала Иоганна о своих первых впечатлениях. — Старое чудовище с десятью тысячами уголков и каморок, с кривыми полами и потолками, где боишься сделать шаг и провалиться. Четыре комнаты наверху и четыре внизу в сносном состоянии, остальные ужасны. Зато парк чудесен, такой редко встретишь!»
[364]
В 1873 году к дому было пристроено новое крыло. «Железный канцлер» живо интересовался лесным хозяйством и не раз заявлял, что хотел бы стать лесником или солдатом
[365]. Он любил гулять в одиночестве среди деревьев и размышлять над важными проблемами вдали от ежедневной политической «текучки». Тем не менее, депеши из Берлина приходили каждый день и требовали принятия решений. Бисмарк, с одной стороны, сердился на неспособность своих подчиненных решать мелкие вопросы без его участия. С другой стороны, он сам не хотел выпускать из рук нити управления государством. Его пребывание в Варцине никогда не было отдыхом в полном смысле слова.
В дальнейшем Бисмарк докупил еще несколько окрестных владений, доведя общую площадь своего имения до 32 тысяч моргенов. Для этого ему пришлось продать Книпхоф своему племяннику Филиппу. Кейзерлингу, навестившему его вскоре после покупки Варцина, Бисмарк полушутя признался: каждый вечер у него появляется страстное желание аннексировать соседние имения
[366]. Посетители, бывавшие в Варцине, отмечали, что внутреннее убранство усадьбы — как и весь образ жизни ее обитателей — выдержаны в старом, простом померанском стиле.
Кампания 1866 года стала серьезным испытанием для некогда могучего организма. Постоянное нервное напряжение, необходимость действовать на грани психологического срыва привели к тому, что еще в период подготовки войны глава правительства оказывался на целые дни прикован к постели. Каждая мелкая тактическая неудача, каждый спор с королем могли привести к резкому ухудшению его состояния. В дни войны здоровье Бисмарка также оставляло желать лучшего.
После подписания мира настала пора сделать перерыв. 20 сентября Бисмарк участвовал в победном параде в Берлине, следуя в одном ряду с Рооном и Мольтке позади короля. Сразу же после этого он отправился на балтийский курорт — остров Рюген. Там, среди меловых скал и морских волн, он надеялся отдохнуть от напряженной деятельности. «Лучшее для меня, — сказал он в это время Койделлу, — было бы взять отставку прямо сейчас. Я мог бы сделать это, сознавая, что принес стране пользу, и оставить после себя такое впечатление. Смогу ли я сделать что-либо еще из того, что предстоит сделать, я не знаю»
[367].
Однако это были только слова, попытка хотя бы мысленно поиграть с возможностью отдохнуть от чудовищного груза забот и ответственности, которые давили на главу прусского правительства. Антракт не мог быть долгим. Бисмарку еще предстояло закрепить достигнутое и открыть новую главу в процессе объединения Германии.
Но пока главной задачей было поправить здоровье, состояние которого после напряжения предыдущих месяцев оставляло желать лучшего. Практически сразу же после прибытия у Бисмарка начался приступ сильной желудочной боли. Он был вынужден соблюдать постельный режим, отказаться от вина и курения — впрочем, ему и без того не хотелось ни первого, ни второго. «Он почти не спит ночами, выглядит жалко и чувствует себя очень плохо» — писала Иоганна 9 октября
[368].
Иоганна выступала в роли сиделки и секретаря одновременно.
Прошедшие годы тоже дались ей нелегко; по свидетельству очевидца, она выглядела старше своих лет
[369]. Бисмарк в шутку называл ее единственным человеком (если не считать короля), которому повинуется глава правительства. С точки зрения современного человека очень забавной выглядит ее беспокойство по поводу того, что муж слишком мало курит и почти не пьет вина; однако для нее это были важные индикаторы здоровья супруга.
Князь Путтбус предоставил супружеской чете собственный летний домик, где было наспех организовано отопление. Некоторое время спустя Бисмарк уже мог предпринимать прогулки по парку. Однако лишь к концу октября его здоровье более или менее поправилось — он мог гулять по три часа и есть с прежним аппетитом.
С этого времени, однако, периодический — и довольно длительный — отдых стал для Бисмарка необходимостью. Со второй половины 1860-х годов мы имеем дело, по сути, с тяжело больным человеком. Лишь сильная воля и страсть к политике и власти позволяли ему удерживать в своих руках управление государством, проводить хитроумные комбинации, улаживать (или разжигать) политические кризисы. Однако его нервы находились в постоянном напряжении, а это непосредственно отражалось на состоянии всего организма. Нет никаких сомнений в том, что все болезни Бисмарка проистекали от постоянного стресса и нездорового образа жизни. Боли лицевых нервов, головные и желудочные боли стали непременными спутниками каждого конфликта, в котором принимал участие глава правительства. «Железный канцлер» был отнюдь не железным. Естественно, это далеко не в лучшую сторону сказывалось на его характере, а порой и на принимаемых им решениях.
Глава 10
Северогерманский союз
После победы над Австрией необходимо было в полной мере использовать ее итоги. В середине августа 1866 года, еще до заключения окончательного мирного договора с Австрией, государства, располагавшиеся к северу от Майна, подписали соглашение о создании конфедерации, окончательные черты которой следовало определить в течение года.
Тем самым была решена задача-минимум германской политики Бисмарка. Следующим этапом должно было стать объединение всей Германии, однако это грозило вызвать сопротивление других великих держав, в первую очередь Франции. 24 января 1867 года Бисмарк заявил кронпринцу, что создаваемый Северогерманский союз есть лишь переходная ступень на пути к немецкому единству.
