Бисмарк оказался прав: в сентябре и Горчаков, и Александр II все чаще говорили о необходимости «умеренного» мира (без аннексий) и европейского конгресса для его заключения. Более того, из Петербурга исходили крайне опасные для Бисмарка идеи о сохранении границы по Майну и образовании на юге Германии самостоятельной конфедерации. В этой ситуации «железный канцлер» решил разыграть имевшийся у него козырь, заявив, что стремление России к пересмотру унизительных условий Парижского мира 1856 года «не встретит с нашей стороны никаких возражений, а, напротив, поддержку перед остальными»
[434]. Это в немалой степени способствовало появлению 31 октября «циркуляра Горчакова», которым Россия извещала весь мир об отказе от постановлений, ущемлявших ее суверенные права на Черном море. Так благодаря войне между Францией и Германией была решена главная задача российской дипломатии. Бисмарк, в свою очередь, считал, что русские приступили к действиям слишком рано. Согласно свидетельству кронпринца, канцлер, узнав о ноте Горчакова, воскликнул: «Эти тупицы начали на четыре недели раньше, чем следовало!»
[435]
Великобритания, естественно, воспротивилась нарушению Парижского мира. Однако единственное, чего удалось добиться англичанам — согласия других стран на проведение специальной международной конференции по данному вопросу. «Железный канцлер» приложил большие усилия для того, чтобы успокоить Лондон и не дать конфликту разрастись. К концу ноября проблема оказалась улажена. Задача Бисмарка теперь заключалась в том, чтобы не дать вопросу франко-германского мира оказаться на повестке дня конференции. Послу в Лондоне Бернсторффу он отдал категорическое указание немедленно покинуть мероприятие в случае, если стороны попытаются обсудить эту проблему
[436].
Между тем, именно к такому решению стремилось французское правительство. С самого начала республиканская дипломатия ставила своей задачей мобилизовать «Европейский концерт» в свою поддержку. По поручению Жюля Фавра видный либеральный политик Адольф Тьер отправился в шестинедельное турне по столицам европейских государств. Он практически повсеместно встречал сочувствие, но нигде не нашел реальной поддержки. Однако по мере затягивания войны положение могло измениться.
В начале ноября Адольф Тьер прибыл в Версаль для переговоров о перемирии. Обе стороны признавали, что необходимо проведение выборов в Национальное собрание, которое могло придать легитимность всем дальнейшим действиям французского правительства, в том числе подписанию мирного договора. Разногласия касались конкретных условий. Немцы в обмен на перемирие и снабжение Парижа продовольствием требовали серьезных уступок, которые в случае возобновления боевых действий фактически делали бы невозможной дальнейшую оборону города. При этом Бисмарк был вынужден действовать с оглядкой на мнение военных, которые занимали жесткую позицию. В конечном счете переговоры окончились неудачей; боевые действия продолжались.
С точки зрения Бисмарка дальнейшее затягивание войны грозило серьезными дипломатическими осложнениями. В декабре он заявлял: «Я очень беспокоюсь. Люди эти и не понимают, какое теперь положение. Мы балансируем на кончике громоотвода, и если мы потеряем равновесие, которого я добился с большим трудом, то очутимся на земле»
[437].
В этой ситуации Бисмарк, как уже говорилось выше, стремился разыграть против республиканского правительства бонапартистскую карту. Неизвестно, насколько серьезно он рассматривал возможность реставрации Наполеона III. Однако на переговорах с республиканскими дипломатами он не упускал момент выложить на стол этот козырь. С начала декабря переговоры с представителями свергнутой династии возобновились. В роли посредника выступал молодой бонапартист Клеман Дювернуа. Проблема, однако, заключалась в том, что Наполеон III и его супруга колебались в вопросе о том, на каких условиях и в каком виде может состояться их возвращение на трон. Им явно не хотелось выглядеть немецкими ставленниками и начинать очередную главу своего правления с заключения невыгодного мира. Поэтому, когда Дювернуа прибыл, наконец, в Версаль со всеми необходимыми полномочиями, соглашение между Бисмарком и Тьером уже состоялось. «Опоздал на 20 минут» — пометил «железный канцлер» на его визитной карточке
[438].
* * *
Отсутствие громких успехов, помимо всего прочего, затрудняло Бисмарку переговоры с южногерманскими правительствами об объединении страны, начавшиеся практически сразу после первых побед немецкого оружия. Проще всего обстояло дело в Баденом, который еще до войны подавал запрос на принятие в состав Северогерманского союза. В Гессене и Вюртемберге тоже достаточно быстро смирились с перспективой утраты независимости. Самым сложным партнером по переговорам была Бавария, власти которой еще совсем недавно претендовали на то, чтобы стать центром «третьей Германии». Король Людвиг II, поклонник творчества Вагнера и любитель строить шикарные замки, откровенно не любил пруссаков. В этом с ним было солидарно большинство депутатов баварского парламента.
После долгих и трудных переговоров Бисмарк согласился пойти на значительные уступки, сохранив за Баварией ряд особых прав в новой федерации. К примеру, в мирное время баварская армия оставалась под командованием баварского же короля, Бавария сохраняла собственное почтовое и телеграфное управление, а также право самостоятельно назначать ряд косвенных налогов. Не последним аргументом стала тайная субсидия, которая помогла Людвигу II выпутаться из финансовых трудностей и продолжить строительство любимых замков. Посредником в этом вопросе выступил, как и следовало ожидать, Бляйхредер.
Ключевая стадия переговоров стартовала в конце октября в Версале на уровне глав правительств заинтересованных государств. «Завтра сюда прибудут южногерманские министры, чтобы обсудить новый тысячелетний рейх» — с иронией писал он Иоганне 20 октября
[439]. Несмотря на наличие предварительных договоренностей, Бисмарку пришлось пустить в ход все свое дипломатическое искусство, старательно изолируя министров друг от друга и «обрабатывая» их поодиночке.
15 ноября были подписаны соглашения с Баденом и Гессеном, однако самое сложное оставалось впереди. Бавария предложила проект дуалистической конфедерации, в которой она выступала бы в роли лидера на пространстве южнее Майна. Представители Вюртемберга в последний момент задержали подписание документа, ссылаясь на отсутствие полномочий. Тем не менее, задержка оказалась недолгой. 23 ноября Бавария и Вюртемберг наконец согласились присоединиться к общегерманскому рейху. Все соглашения вступали в силу 1 января после ратификации национальными парламентами.
