Моррис открыл глаза и вновь посмотрел на Еву. Она прочла в них застарелую боль.
— Его не было. Я не мог догнать его, не мог спасти. Я его даже не видел. Думаю, если бы я попытался… Мне и в голову не пришло, я ни о чем не мог думать, со всех ног бросился звать отца, но если бы я попытался сам его спасти, я бы, наверное, тоже утонул. — Моррис тяжело вздохнул. — Ну вот. Они потом говорили, что, может, ему ногу свело судорогой, может, его захлестнуло волной, может, он просто выбился из сил или попал в подводное течение. Я хотел знать, как и почему погиб мой брат. Я хотел знать правду. А они мне не сказали. Они сами не знали.
— И теперь ты ищешь правду сам, — подсказал Рорк.
— И теперь я ищу ее сам. — Моррис взглянул на Рорка. — Ты прав. Наша профессия — правда. В случае с моим братом я ее не нашел. Мне кажется, второго раза я не вынесу. Я должен знать, почему погибают те, кого я любил. Я должен знать правду.
— Как его звали?
Моррис оторвался от бренди, глянул в лицо Еве. На миг его глаза наполнились слезами воспоминаний и благодарности.
— Джин. Его звали Джин. — Он подвинулся к ней, взял и сжал ее руку. — Я рад, что ты пришла. Ты… голову повредила, — вдруг заметил он.
— Да это ерунда. Просто стукнулась.
— Быть того не может, чтоб ты «просто стукнулась». Ты ж не какая-нибудь недотепа.
Надо говорить правду, напомнила себе Ева и рассказала ему правду.
— Ты же не думаешь, что кому-то просто приспичило убивать копов?
— Не похоже. Ни тот, ни другой инцидент не были случайными.
— Да, верно. — Моррис на мгновение прижал пальцы к глазам. — Ты права. Но ты пришла не за тем, чтобы мне об этом рассказать. Зачем ты пришла?
— ОЭС прочесал всю ее электронику. Там ничего нет, Моррис. Те дела, что она расследовала, просто не совмещаются с убийством. Нет ничего в ее файлах, в ее записях, в личных заметках. Ни единого намека, что у нее неприятности, что она чем-то встревожена, что ей угрожали. Единственная пометка насчет Рикера: в ежедневнике, запись о встрече с А.Р. Время и дату он подтверждает. За ней следили наши из отдела внутренних расследований, но в ее поведении нет ни малейших признаков… ни намека на то, что она об этом знала.
— А почему они ею заинтересовалось?
— Они получили анонимную наводку о ее романе с Рикером в Атланте. Цепляли на нее глаза и уши всякий раз, как представлялась такая возможность. Она ведь с Рикером, по сути, жила больше года.
Моррис смотрел на Еву, не мигая.
— Я знал, что у нее был с кем-то серьезный роман. Она меня никогда не обманывала на этот счет, не пыталась сделать вид, будто это была пустяковая интрижка, ничего серьезного.
— Ясно. Она иногда путешествовала с Рикером. Короткие поездки, каникулы, все в этом роде. Он покупал ей драгоценности. И это все, чем располагает отдел. Они не нашли никаких доказательств, что между ней и Рикером было нечто помимо романтических отношений.
— А ей они, конечно, ни разу не задали прямого вопроса.
— По моим сведениям — нет. Так говорит мой источник.
— А твой источник — это Уэбстер? Даллас, я же не дурак. А здесь? Здесь они за ней следили?
— Поначалу да. Роман с Рикером, по всей видимости, закончился за пару месяцев до того, как она запросила о переводе сюда. После разрыва контакты между ними были минимальны, а потом и вовсе прекратились. Но наш нью-йоркский отдел был уведомлен, они ее «изучили». Уэбстер сказал, они переместили ее в конец списка — у них просто ничего на нее не было. Они не следили за ней, когда Рикер ей позвонил по приезде в Нью-Йорк.
— Он твой первый подозреваемый?
— Он подозреваемый, — сдержанно откликнулась Ева. — «Первый» — слишком сильно сказано, у меня на него почти ничего нет. Я знаю, что он нечист. Она тоже должна была это знать. Уэбстер кое в чем покопается и сделает это по-тихому. Он будет осторожен с ней, Моррис.
— Но отдел внутренних расследований… Они же… — Моррис покачал головой.
— Мне очень жаль. Возможно, в Атланте она служила Рикеру источником информации. Моррис, ты же знаешь, я обязана об этом подумать. Если у них был роман, если она его любила, значит, могла ради него переступить черту. Раз уж я его подозреваю, значит, и эту версию должна проверить. И в любом случае я должна предположить: вдруг она кое-что поняла? Когда приехала сюда? Прошло время, она далеко от него, и у нее есть ты. Может, она начала прикидывать, сколько будет дважды два? Начала вспоминать, записывать, подумывать о том, что надо бы собрать вместе все детали да и заложить его.
И гнев, и усталость исчезли с лица Морриса при этих словах.
— Если это правда и он узнал…
— Пока все это одно большое «если». На ее компах ничего нет. Ничего. Она много времени проводила здесь, с тобой. Может, она бывала здесь в твое отсутствие?
— Да, когда у нас смены не совпадали. Или когда кого-то из нас срочно вызывали на работу. Думаешь, она могла использовать мои компы? Что-то спрятать, потому что здесь надежнее?
— Я бы хотела, чтобы мой гражданский эксперт на них взглянул. И еще: я знаю, это звучит дико, но если бы я могла тут осмотреться… Вдруг она спрятала у тебя диски или еще какие-то записи…
— Да. Пожалуйста. — Моррис поднялся на ноги. — Я сварю кофе.
Моррис помог с поисками, и Еве показалось, что он приходит в себя. Он выглядел как обычный, хорошо знакомый ей Моррис: сосредоточенный, точный в движениях. Она взяла на себя кухню и гостиную, оставив ему спальню, пока Рорк трудился в кабинете.
Ева рылась в банках — стеклянных и жестяных, в ящиках и за их задними стенками, заглядывала под столы, проверяла за картинами, перебрала всю обширную коллекцию музыкальных дисков, собранную Моррисом, она проверила каждую ступеньку лестницы.
В спальне Моррис стоял перед открытым шкафом, держа в руках невесомый белый пеньюар.
— Пахнет ею, — прошептал он. — Пахнет ею. — Он повесил пеньюар обратно в шкаф. — Я ничего не нашел.
— Может, Рорку больше повезет. Ты можешь назвать какое-нибудь необычное место? Куда она могла что-то положить? Что-то спрятать?
— Ничего в голову не приходит. С соседями она была приветлива, но держалась на расстоянии. Знаешь, как это бывает. Ближе всего ей были копы с ее участка. Но если она кому-то из них что-то передала, они уже давно пришли бы к тебе или — уж наверняка! — к своему лейтенанту.
— Верно. — Ева вздохнула. — Возможно, тут ничего нет, потому что нигде нет.
— Может быть. Но я чувствую себя так, будто впервые сделал что-то стоящее, чтобы ей помочь. Даже если мы ничего не нашли. Ты считаешь, что она нарушила правила?
— Это не удалось доказать.
— Не прячься за отговорками. Ты так думаешь.
