По закону Федерации люди, ксеносы и разумные киборги обладали равными правами, так что заставить Кая носить позорное клеймо-наклейку «DEX» масковитяне не могли, как и лепить на дверях заведений таблички «Киберам вход воспрещен», но на этом кексики кончались. Стоит киборгу как-либо себя выдать – и вокруг него сразу возникнет зона отчуждения. Касса закроется на переучет, туалет – на уборку, магазинчик – на технический перерыв, аэробус захлопнет двери перед самым носом, а еда в кафе будет холодной, подгоревшей и пересоленной. Антидексистами на Маске были не все, однако в открытую идти против общественного мнения мало кто решался – кланы первопоселенцев утратили свое богатство, но не влияние.
Лиза будто невзначай столкнулась с Каем боками и одновременно запихнула ему в карман краешек торчащих оттуда трусов, пока их еще кто-нибудь не увидел.
– Ты точно в порядке?! – Девушка пристально всмотрелась в лицо друга – малейший намек, и она вернется на таможню, чтобы показать там всем не только кузькину мать, но и отца, деда и бабку.
– Не волнуйся, они меня даже пальцем не тронули. Просто выбесили.
Кай поскреб уколотый излучателем копчик и почти с приязнью вспомнил сердитого шебского таможенника. Все познается в сравнении, к тому же у шебианина были реальные причины ненавидеть киборгов: во время войны те зверски – как умели – убивали его родных, друзей и однополчан.
На Маске убивали в основном киборгов, а ненавидели за то, что лишились такой возможности.
* * *
Врать киборгу – пустой номер, а киллеру – еще и смертельно опасный, поэтому Майкл Бриннер признался Лисе, что деньги ему нужны на покупку наффского гобелена. И даже показал, какого именно, открыв переписку с продавцом. Треугольник размером три на пять на семь метров, вес двести девяносто три килограмма, сертификат подлинности на благородно пожелтевшей бумаге с интригующими бурыми кляксами. Пятьдесят тысяч, если гобелен исчезнет из родового поместья в обход налоговой и прочих законников, потому что в поместье гобелен тоже возник как бы сам собой.
Майкл знал коллекционера, который без неудобных вопросов отвалит за гобелен вдвое больше, прибыль пополам с Лисой. Нажиться на беде масковитянина, вынужденного по дешевке распродавать фамильные ценности, потому что иначе ему придется обходиться всего тремя слугами, – святое дело!
– …А почему он такой тяжеленный? – изумилась Молли, когда Лиза вслух зачитала описание гобелена.
– Я же тебе про них рассказывала! – с досадой напомнила Иветта. – Совсем недавно, на барахолке! У наффцев нет такого понятия, как «чистое искусство» – для них красота и практическая ценность произведения неразделимы. Задача творца – создать приятный глазу объект, обладающий некими полезными свойствами, причем эти свойства придает ему именно данный дизайн. Ну, как у эргономичного и одновременно стильного кресла! Так и гобелены наффцев – прекрасные внешне, они обладают уникальными сепарационными характеристиками, позволяющими осуществить практически стопроцентное разделение потока частиц с…
– Так чего он тяжелый-то? – нетерпеливо перебил Хэл увлекшегося искусствоведа.
Иветта укоризненно посмотрела на него поверх несуществующих очочков.
– Потому что сплетен из нитей девяноста восьми видов – одиннадцать чистых металлов, тридцать два сплава, пятьдесят пять диэлектриков.
– Короче, моль ему не страшна, – с хохотком заключила Молли.
– Разве что центаврианская, да и той попотеть придется, – согласился Натан. – А для чего наффцы используют эти гобелены?
– Выставляют в музеях, как и мы. Так-то у них есть технологии, позволяющие с куда меньшими затратами создать аналогичное энергетическое сито – не столь идеальное, но для инженерных нужд хватает.
Выйдя из космопорта, Лиза первым делом попыталась дозвониться дяде Майклу, однако номер оставался недоступен. Это ни о чем не говорило: во время вылазки контрабандист наверняка пользовался одноразовым видеофоном, а основной отключал из предосторожности. На Маске ли он, еще не долетел или уже улетел – и куда, – предстояло выяснить у продавца гобелена, некоего Тима Реверса.
Кай искренне не понимал, в чем смысл скупать краденые произведения искусства и любоваться ими втайне от всех. Ну раз полюбуешься, ну два, а потом надоест, как примелькавшиеся обои. Еще и живи в постоянном страхе, что в твой частный музей нагрянут посетители в полицейской форме.
– Может, сразу и продавцу позвонишь? – предложил Хэл.
– И что я ему скажу?! Спрошу, на какой стадии его подпольная сделка с контрабандистом? – Лиза была зла и расстроена. Вот не зря она предлагала Каю остаться на катере! И ведь это только начало. На Маске жили – точнее, кое-как выживали – киборги, разумные в том числе, и даже офис ОЗК был (правда, горел минимум дважды в год), поэтому друзья знали, с чем им предстоит столкнуться. – Спугну только.
– Мы его по-любому спугнем. – Кай с Псом одинаково укоризненно уставились на девушку.
Лиза взяла себя в руки.
– Да, но надо же посмотреть, куда он побежит! Полетели глянем ему в глаза.
Возле космопорта падальными мухами вились таксофлайеры, но компания предпочла воспользоваться услугами флайшеринга, хоть для этого и пришлось потратить четверть часа, устанавливая приложение «Пчелки» и регистрируясь в системе. Зато ценник не такой конский, и не придется убивать пилота, если тот увидит или подслушает что-то лишнее (это был совет от Лисы, поэтому никто не хихикал).
Теперь путешественники могли воспользоваться любой свободной «Пчелкой». Приложение показывало, что в радиусе двухсот метров их аж семь штук – космопорт был популярной точкой маршрута. Первый черно-желтый пузатенький флайер Натан забраковал, едва глянув внутрь, на залепленные жвачкой тумблеры и голый штырь вместо рычага стабилизатора. Насчет второго тоже пытался крутить носом, но Команда зарычала, и парень нехотя полез в пилотское кресло.
Здешняя зима напоминала раннюю весну – снег полностью сошел, обнажив всю скопившуюся в нем дрянь, а молодой зеленью пока даже не пахнет. Масковитяне любили это время года – когда запахнет, придется ходить в скафандрах и респираторах, чтобы защититься от спор мха, превращающих воздух в маслянистый смог. Депрессивно-бурой же местная «зелень» была круглогодично.
Натан монотонно бубнил, жалуясь на ревматический скрип штурвала, но на летные качества «Пчелки» это никак не влияло, только на нервы пассажиров. Благоустроенный центр столицы с современными зданиями быстро сошел на нет, внизу потянулись унылые низкорослые кварталы с вкраплением как новых коттеджей, так и модулей времен колонизации. Половина здешнего населения трудилась на торфоразработках, другая – в теплицах, и между ними не прекращались споры о необходимости терраформации, которая разорит первых и озолотит вторых. Но пока силы сторон было примерно равны, все оставалось по-прежнему.
Город закончился бетонным скелетом трехэтажного здания, так обильно обросшим мхом и растрескавшимся, что для достройки уже не годился.
