Я тяжело вздыхаю.
– Ты совсем не такой, как я ожидала.
Он целует меня в макушку.
– Это хорошо или плохо?
– Честно говоря, понятия не имею.
12. Настоящее
Заехав на улицу, где живет Кэролайн, я вижу машину Грэма, припаркованную на ее подъездной дорожке. Но, похоже, кроме его сестры и ее мужа, здесь больше никого нет. Это меня успокаивает.
Вчера утром Кэролайн родила мальчика. Домашние роды. Вообще-то, это первый мальчик, родившийся в семье Грэма после него.
Кэролайн – единственная из сестер Грэма, которая осталась в Коннектикуте. Табита живет в Чикаго. Эйнсли – юрист и живет везде. Она путешествует почти так же много, как Ава и Рид. Иногда я немного завидую их беззаботному образу жизни, но у меня всегда были другие приоритеты.
Мы с Грэмом принимаем большое участие в жизни двух дочек Кэролайн. Не только общаемся с ними по воскресеньям, но иногда водим их на прогулки или в кино, чтобы дать Кэролайн и ее мужу побыть наедине. Подозреваю, что с рождением их сына мы будем проводить с девочками еще больше времени.
Мне нравится смотреть, как Грэм возится с ними. Он прекрасно играет с девчонками и любит их смешить. И при этом очень заботится об их душевном спокойствии и благополучии. Он терпеливо и честно отвечает на каждое их «но почему». И хотя одной всего три, а другой пять, он относится к ним как к равным. Кэролайн шутит, что, когда они возвращаются от нас домой, они каждую фразу начинают словами: «А дядя Грэм сказал…»
Мне очень нравятся его отношения с племянницами, и я еще больше радуюсь, что увижу его еще и в роли дяди маленького племянника. Иногда в такие моменты я позволяю себе думать, каким замечательным отцом он мог бы стать, но никогда не позволяю, чтобы наше удручающее состояние омрачало отношения Грэма с его семьей. Поэтому я приклеиваю на лицо счастливое выражение и стараюсь никогда не показывать, как мне грустно.
Я репетирую улыбку перед зеркалом заднего вида. Раньше я умела улыбаться естественно, но теперь почти каждая моя улыбка – это маска.
Подойдя к входной двери, я думаю, что лучше – позвонить в звонок или просто войти. Если ребенок или Кэролайн спят, я буду последней свиньей, если разбужу их. Я толкаю дверь; в передней части дома тихо. В гостиной никого, хотя на диване разложены развернутые подарки. Я захожу в гостиную и кладу наш с Грэмом подарок на кофейный столик рядом с диваном.
Через пустую кухню я прохожу в помещение, где Кэролайн с семьей проводит большую часть времени. Вообще-то, это пристройка, которую они сделали сразу после рождения Гвен. Половина комнаты служит гостиной, а другая – игровой комнатой для девочек.
Я почти дохожу до пристройки, но останавливаюсь прямо за дверью, потому что вижу Грэма. Он стоит возле дивана спиной ко мне и держит на руках новорожденного племянника. Вместе с малышом, завернутым в одеяльце, он покачивается из стороны в сторону. Если бы у нас все сложилось по-другому, это зрелище – мой муж с крошкой-племянником на руках – вызвало бы у меня исключительно прилив горячего обожания. Но сейчас я чувствую только боль. Эта боль заставляет меня задуматься, что за мысли сейчас роятся в его голове. А что, если в глубине души он в ярости из-за того, что я так и не смогла создать для него подобного момента?
Там, где я стою, меня никто не видит: Грэм повернулся ко мне спиной, а его сестра, вероятно, сидит на диване, и я остаюсь вне поля ее зрения. Я слышу, как она говорит: «Как ты естественно выглядишь».
Я жду реакции Грэма на услышанное, но ее попросту нет. Он продолжает смотреть на племянника сверху вниз.
А потом Кэролайн говорит кое-что еще, и это заставляет меня вжаться в стену за моей спиной. «Ты был бы таким хорошим отцом, Грэм». Ее слова вылетают в воздух, как выстрел, долетают до соседней комнаты и попадают прямо в меня.
Уверена, что она бы этого не сказала, зная, что я ее слышу. Я жду ответа Грэма: интересно, найдет ли он хоть какой-нибудь ответ.
Нашел.
– Я знаю, – тихо говорит он, глядя на Кэролайн. – И я в отчаянии, что этого до сих пор не случилось.
Я прикрываю рот ладонью, потому что боюсь собственной реакции. Я задохнусь, или разрыдаюсь, или меня вырвет.
И вот я в машине.
Еду.
После этого я не смогу смотреть ему в глаза. Эти несколько фраз подтвердили все мои опасения. Зачем Кэролайн заговорила об этом? Почему он отвечает ей с такой прямотой, а мне никогда не говорит правды о своих чувствах?
Впервые до меня доходит, каким разочарованием я стала для его семьи. Что говорят ему сестры? А мать? А если для них важнее его дети, а не то, чтобы я оставалась его женой?
Я никогда не думала об их точке зрения. А теперь думаю, и мне это не нравится. Мне стыдно. Как будто не только не даю мужу возможности стать отцом, но и лишаю его семью возможности любить ребенка, которым Грэм вполне бы мог обзавестись, если бы не я.
Я заезжаю на парковку, чтобы собраться с мыслями. Вытираю слезы и велю себе забыть, что вообще слышала этот разговор. Достаю из сумочки телефон и пишу Грэму сообщение:
«Жуткие пробки. Скажи Кэролайн, что я приеду завтра».
Я нажимаю «Отправить» и откидываюсь на спинку сиденья, изо всех сил стараясь выбросить их разговор из головы. Но он проигрывается снова и снова:
«Ты был бы таким хорошим отцом, Грэм.»
«Я знаю. И я в отчаянии, что этого до сих пор не случилось.»
* * *
Через два часа Грэм возвращается домой от Кэролайн и застает меня у холодильника. Когда я расстроена, я всегда начинаю чистить холодильник, и именно этим я занимаюсь последние полчаса. Он кладет на кухонный стол ключи, портфель, бутылку воды.
Он подходит ко мне, наклоняется, целует в щеку. Я заставляю себя улыбнуться; никогда еще притворная улыбка не давалась мне с таким трудом.
– Как съездил? – спрашиваю я.
– Хорошо. – Он лезет через мою голову в холодильник и достает бутылку минералки. – Малыш такой славный.
Он ведет себя совершенно непринужденно, словно сегодня не признался вслух, что в отчаянии от того, что до сих пор не стал отцом.
– Тебе дали его подержать?
– Нет, – отвечает Грэм. – Он все время спал.
Я снова перевожу на него взгляд. Почему он мне лжет?
Я пытаюсь сдержать себя, внутри у меня все как будто горит, и я никак не могу забыть его признание, что он в отчаянии. Почему он остается со мной?
Закрываю холодильник, хотя так и не вымыла боковые ящики. Мне нужно выйти из кухни. Я чувствую себя слишком виноватой, когда смотрю на Грэма.
– Я сегодня лягу поздно. Скопилась куча работы, нужно наверстать. Если проголодаешься, ужин в микроволновке.
Я иду в кабинет. Прежде чем закрыть за собой дверь, бросаю взгляд на кухню. Грэм стоит, вцепившись руками в стойку и опустив голову. Он стоит так почти целую минуту, а потом с силой отталкивается от стойки, словно на что-то злится. Или на кого-то. Прежде чем я успеваю закрыть дверь в кабинет, он смотрит в мою сторону. Наши взгляды встречаются. Мы смотрим друг на друга несколько секунд, и мне вдруг впервые кажется, что передо мной совершенно незнакомый человек. Я даже не представляю, о чем он сейчас думает.
