Грэм смотрит на меня: пустые глаза, сломленная душа. Отпустив мою руку, он выходит из комнаты. Он возвращается примерно через полчаса, и похоже, что он плакал.
За время нашего брака он плакал несколько раз. До вчерашнего дня я никогда не видела его слез, зато видела последствия.
Грэм проводит со мной следующие несколько часов, заботясь о том, чтобы мне было удобно. Навестить меня приходит мама, но я притворяюсь, будто заснула. Звонит Ава, но я прошу Грэма сказать ей, что сплю. Большую часть суток я стараюсь не думать о происшедшем, но каждый раз, закрывая глаза, ловлю себя на одной мысли: жаль, что я не знала. Пусть даже беременность закончилась бы так же, я злюсь на себя за то, что не уделяла больше внимания своему телу, чтобы наслаждаться ею, пока она длилась. Будь я внимательнее, я заподозрила бы, что беременна. Я бы сделала тест. Он бы оказался положительным. И тогда на короткий миг мы с Грэмом почувствовали бы, каково это – быть родителями. Пусть даже это чувство стало бы мимолетным.
Это звучит извращенно, но я бы снова прошла через все это, если бы только знала, что беременна, хотя бы один-единственный день. После стольких лет попыток – такая жестокость: выкидыш, а потом гистерэктомия, без возможности почувствовать себя родителями, пусть даже на мгновение. Несправедливо и больно. Больнее, чем мое выздоровление. Из-за разрыва и кровотечения врачам пришлось провести экстренную абдоминальную гистерэктомию, а не вагинальную. А значит, восстанавливаться придется дольше. Скорее всего, я проведу в больнице еще день или два. А потом две недели буду прикована к постели дома.
А наши отношения так и остались в подвешенном состоянии. Мы ничего не решили до выкидыша, и теперь просто кажется, что решение, которое мы собирались принять, отложено. Потому что мне сейчас не до того, чтобы обсуждать будущее нашего брака. Вероятно, потребуются недели, прежде чем жизнь вернется в нормальное русло.
Если жизнь без матки можно назвать нормальной.
– Не можешь заснуть? – спрашивает Грэм.
Он весь день провел в больнице. Из палаты он вышел всего на полчаса, но потом вернулся и сидел попеременно то на кушетке, то на стуле рядом с моей кроватью. Сейчас он сидит на стуле, на самом краешке, и ждет, когда я заговорю. Он выглядит измученным, но я знаю Грэма: пока я молчу, он никуда не уйдет.
– Хочешь чего-нибудь попить?
Я качаю головой.
– Нет, не хочу.
Единственная лампа в палате горит за моей кроватью, и из-за этого кажется, что Грэм одиноко сидит в центре сцены в луче софита. Его желание утешить меня борется с осознанием напряженности, которая так долго сохранялась между нами. Но он преодолевает напряженность и тянется к перилам кровати.
– Не возражаешь, если я лягу рядом?
Я качаю головой, когда он уже опустил бортик и забирается ко мне в кровать. Он осторожно поворачивает меня так, чтобы капельница не тянула. Он занимает меньше половины кровати рядом со мной и просовывает руку мне под голову, жертвуя своим удобством ради моего. Он целует меня в затылок. Я не вполне уверена, что хочу, чтобы он лежал со мной рядом, но вскоре понимаю, что засыпать в нашей общей печали почему-то приятнее, чем в одиночестве.
* * *
– Я лечу домой, – выпаливает Ава, прежде чем я успеваю хотя бы поздороваться.
– Никуда ты не летишь. Я в порядке.
– Квинн, я твоя сестра. Я хочу быть с тобой.
– Нет, – повторяю я. – Со мной все будет хорошо. А ты беременна. Последнее, что тебе сейчас нужно, – это провести целый день в самолете. – Она тяжело вздыхает.
– И вообще, – добавляю я. – Я сама думаю навестить тебя.
Это ложь. Эта мысль пришла мне в голову только сию секунду. Но мне предстоят две недели постельного режима, и я понимаю, что, когда наконец выздоровею, мне лучше будет оказаться подальше от дома.
– В самом деле? А ты сможешь? Как думаешь, когда тебе разрешат летать?
– Спрошу у доктора при выписке.
– Только не говори об этом, если ты несерьезно.
– Я серьезно. Я думаю, это принесет мне некоторую пользу.
– А Грэм? Разве он не использует весь свой отпуск, пока ты будешь выздоравливать?
Я никому не рассказываю о своих проблемах в браке. Даже Аве.
– Я хочу приехать одна, – говорю я, не вдаваясь в подробности.
Я не сказала ей, что Грэм уволился с работы, не сказала, что он целовался с другой женщиной. Но Ава замолкает, и мне ясно, что она чует неладное. Расскажу ей обо всем при встрече.
– Хорошо, – говорит она. – Посоветуйся с врачом и сообщи мне дату.
– Ладно. Люблю тебя.
– И я тебя.
Закончив разговор, я поднимаю взгляд и вижу в дверях Грэма. Я жду, когда он скажет мне, что планировать поездку после только что перенесенной операции – не лучшая идея. Но он молча разглядывает кофейную чашку, которую держит в руке.
– Хочешь съездить к Аве?
Он не говорит мы. Я чувствую себя немного виноватой. Но он, конечно, понимает, что сейчас мне нужно личное пространство.
– Нет, пока мне не разрешат летать. Но вообще да. Мне нужно с ней повидаться.
Он не отрывает взгляда от чашки. Только слегка кивает и спрашивает:
– Ты вернешься?
– Конечно.
Конечно.
Я говорю это не очень убежденно, но достаточно уверенно, чтобы он понял, это не расставание. Просто перерыв.
Он тяжело сглатывает.
– Надолго?
– Не знаю. Может быть, на пару недель.
Грэм кивает, делает глоток из чашки и открывает дверь.
– У нас на карточке накопилось немного авиамиль. Скажи мне, когда захочешь улететь, я забронирую тебе билет.
25. Прошлое
Насколько я помню, даже подготовка к свадьбе с Итаном не была такой суматошной.
Наверное, потому, что тогда я отдала бразды правления маме, а сама почти полностью отстранилась от дел.
Сейчас все по-другому. Я хочу, чтобы мы с Грэмом сами выбрали, из чего приготовят свадебный торт. Сами выбрали, кого пригласить, где устраивать торжество и в котором часу дать друг другу обеты на всю жизнь. Но мама все равно порывается все решать за меня, сколько я ни прошу ее остановиться.
– Я просто хочу, чтобы этот день стал совершенством, Квинн, – говорит она.
– Грэм не может себе такое позволить, поэтому я только просто пытаюсь помочь, – говорит она.
– Не забудь проследить, чтобы он подписал брачный контракт, – говорит она.
– Еще неизвестно, оставит ли тебе отчим наследство, – говорит она. – Ты должна защитить свои активы.
Когда она говорит такие вещи, я понимаю, что брак для нее не более чем сделка, а вовсе не союз любящих сердец. Она постоянно заводит разговор о брачном контракте, словно ей невдомек, что на данный момент у меня нет активов, которые нужно защищать. Кроме того, я знаю, что Грэм женится на мне не из-за денег или имущества, которые я когда-нибудь то ли унаследую, то ли не унаследую от отчима. Грэм женился бы на мне, даже будь я по уши в долгах.
