Всадник быстро пропал за горизонтом, растворившись в свежей осенней ночи.
В это же время тишину ночи прорезал звон колокола, оповещающий далекий город Ор’Ташкай и всю пустынную округу о бегстве опасного заключенного.
Глава 23
Трофей архимага
Элегиар.
2154 год, осень.
Момо проснулся ближе к полудню, когда на него сквозь ставни плеснуло водой. Зевнув, он сполз с топчана и недовольно почесался из-за клопов. Затем вслушался в шум дождя. Осень на элегиарских равнинах год на год не приходилась – то солнечная, бархатистая, то с промозглыми ветрами и дождями. И грохот снаружи подтверждал, что в этом году хорошей погоды ждать не стоит.
Ухватившись за топчан, Момо стал перетаскивать его ко внутренней стене комнаты. Так происходило каждый год. Зимой топчан ютился у глухих стен, вдали от сквозняков. По весне его двигали назад к теплу. А летом, когда знойное солнце уже с утра раскаляло улицы и поднимало ввысь удушливое облако нечистот, топчан перемещался вглубь – уж слишком у окна было и жарко, и гадко.
После того, как дело было сделано, Момо вновь рухнул на кровать. Доски неприятно скрипнули. Мысли юноши завертелись вокруг недавно встреченной им девушки, ибо Барбая, нанесшая сердечную рану, стала выветриваться из пока его еще дырявой головы. И Момоня вздыхал и представлял себе невообразимо прекрасной уже совсем другую деву, с глазами цвета не меда, а ореха.
Так бы и лежал он и мечтал, позабыв обо всем мире, да вот только мир не желал забывать о нем. И в голову к Момо вдруг скользнула неприятная мысль, что ближним вечером к нему обещал зайти Юлиан.
От такой мысли его настроение сразу же ухудшилось. Он вскрикнул:
– Да будь он проклят, этот упырь-вымогатель! Как только он появился в моей жизни, сразу пошло все вкривь-вкось. Воровать – нельзя! Обманывать – тоже нельзя! Знай, шей наряды, живи честно. Да сколько же мне шить придется, чтобы отдать долг? Три монеты за платье… Две – за ту черную жилетку. А я дошить не успею до вечера! Где же мне денег взять?
Он пытался было найти в себе силы подняться. Нашел. Встал. Походил у портновского стола, лениво поперебирал отрезки ткани, зевая. Дотронулся до едва начатого заказа. Кухарка со второго этажа соседнего дома, того красного и облупленного, захотела ко дню Прафиала платье, видом побогаче да монетами подешевле.
– Где взять денег?
Момо обиженно вздохнул, коснулся пальцами мела и потер побелевшие от него пальцы.
Работа не ладилась. Насупленный портной бродил из угла в угол, хватался то за один заказ, то за второй. Дергал обшитые хлопком пуговки, причесывал жалкие, плешивые меховые воротники, заготовленные к зиме, и сворачивал, и разворачивал рулоны с тканями. Все не то – трудиться не хотелось.
– Мне не хватает пять монет, чтобы отдать долг вовремя…
– Пять монет – это шить до луны.
– Пять монет – это один кошелек.
– Весь день шить или минута, чтобы срезать один кошель?
– Весь день гнуть спину или «чик» ножом?
– Нет-нет… Он же узнает…
– Но как он узнает? В голову залезет? Выведал же он чудным образом, что бабулечка кликала меня, как белую Момоньку.
– Что же делать…
– Умыкнул я тогда у садоводов три фиги. И у толстяка Браволя жилетку с дворовой веревки, чтобы перешить на продажу. И ничего мне не сказал этот Юлиан. То бишь по мелочи не поругают?
– Не будь у меня тех фиг, я бы помер от голода… Не будь у меня той жилетки, не отдал бы долг в позапрошлый раз…
– То бишь мое воровство было вынужденным?
И глаза Момо загорелись, ибо он, кажется, нашел оправдание себе, как нашел бы его любой плут, который желал продолжать творить свое плутовство.
– И правда! Не шить же мне всю жизнь? Я так и поседею! Столько всего вокруг! А я тут, как дурак, дома сижу! Да и тем паче, можно же сдернуть кошелек не для себя. А чтобы долг отдать! Только один кошелек! Юлиан ничего не заметит! Хм… Или заметит?
Беспорядочный поток мыслей бился изнутри Момо и не находил выхода. Странный он, этот Юлиан. Не убил, но заставил платить долг. Что ему, богачу, эти три сотни сребряных? Момо видел тогда, как вампир на казни стоял в дорогом наряде позади грозного Иллы Ралмантона. Да одни золотые нити в его шароварах стоили, как весь этот доходный дом вместе с жильцами! Нет бы, простил долг и все… Но вцепился же и требует!
Шум дождя снаружи стих. Момо раскрыл ставни и всмотрелся в небо; туча уплыла далеко на юг, а с севера приближались лишь рваные облачка, похожие на лошадиную гриву. Посветлело.
Решив, что сама погода благоволит его мыслям, Момо сдался.
Хотя он считал, что, наоборот, взял себя в руки. Чтобы расплатиться на этой неделе с вымогателем, не хватало пяти монет. Момо вернет долг, но вернет так, как удобно ему! Главное, успеть вернуться до позднего вечера перед приходом вампира.
Момо бросил отрез материи на портновский стол. Затем надел бесформенные шаровары со шнуровкой, чтоб быстро затянуть или ослабить их; накинул рубаху и обмотал горло лентами, чуть свободно, дабы самого себя не задушить ненароком при трансформации. В довершение красивым жестом, подсмотренным у этого же кровопийцы Юлиана, он обвил себя плащом. На бедро легли ножны, а в футляр спрятался старенький, но острый нож. Момо перекинул через плечо огромную сумку – пару минут назад он рассчитывал на один кошелек, но чуть погодя решил, что неплохо срезать для уплаты долгов за комнату и второй. Еще позже он уговорит себя на три.
– Скажу ему, что заказ дорогой нашел. Ха, вот да, так и скажу! – как можно увереннее заявил он, скорее для того, чтобы успокоить самого себя. И вышел из комнатки.
После череды переходов между улочками Момо буквально нырнул в оживленную толпу на овощном рынке. У него всегда возникал вопрос: «Куда спешат все эти люди и нелюди?» В поисках ответа, которого не существовало, он тут же ловким движением срезал в потоке у одного растяпы-ремесленника кошель с бедра. Мужик вздрогнул, нащупал рукой пропажу и закричал, безумно оглядываясь вокруг в поисках вора. Но Момо уже в другом обличье, на мгновение наклонившись, будто бы поправляя пятку башмака, пошел дальше. В последние годы он все лучше чувствовал этот миг, когда его никто не видел.
В раскрытую сумку плюхнулась первая добыча, и уже карие глаза пухлого мужчины бродили по окрестностям в поисках новой жертвы. Момо деловито потер ладони и направился к сутулой торговке сельдереем – она, если отвлечется, будет следующей.
Впервые за последний год он стал счастлив, как счастлив плут, дорвавшийся до своего плутовства.
* * *
Дело шло к вечеру. Момо встретил закат у харчевни «Пьяная свинья». Обращения, пусть они и были быстрыми и безболезненными, не как у других оборотней, все-таки вытягивали силы – на тело юноши навалились слабость и голод. Он встал на пороге харчевни, мазнул небрежно рукавом по губам, чтобы стереть следы пива и крошки от булки с гусиным мясом, и вышел из-под навеса. Пора идти домой.
