– Я богат, я богат! – вопль перешел в срывающийся безумный шепот самому себе. Нужно было соблюдать осторожность.
Трясущимися от усталости и нервов руками он с трудом открыл дверь. Ввалился в комнатушку. Было так темно, что как ни пытался разглядеть Момо, что внутри мешка – ничего не выходило. Тогда буквально в истерике он стал высекать искру из огнива по свече в фонаре. С минуту он грязно ругался.
Наконец, слабый свет пламени задрожал, и юноша склонился на коленях над мешком, раскрыл и так полураспущенные шнуры. И посмурнел. Улыбка, безумная и дикая, потухла, а в глазах разлилось величайшее разочарование.
– Ну как так! – захныкал Момо. – Дрянь! Дрянь! Дрянь…
Из горловины мешка на него смотрела часть свиной ноги с легким запахом тухлятины вперемешку с другими мясными кусками. Тут были ощипанные тушки перепелов, кроликов, гусей и даже пара цыплят. А ведь он чувствовал, чувствовал гнилостные запахи еще в проулочке, но списал это на обычный смрад улиц…
– Черт! – Момо грязно выругался. – Что это за погань такая?
Момо запустил в мешок руку, стараясь нащупать дно. Может быть, это просто прикрытие и на дне будет лежать увесистый кошель с золотишком? Но нет, ладонь погрузилась в замотанное в тряпье мясо, кости и сухожилия. Видно, что все это купили недавно, но на той жаре, какая еще ниспадает на Элейгию с полуденным солнцем, любая еда пропадает очень быстро.
Тогда Момо в припадке истерики схватился за низ мешка и вывалил все на пол. По полу растеклась кровь, а куски мяса разлетелись во все стороны. И, не найдя сокровищ, он со всхлипами потянулся к суме с ворованными кошельками. Принялся считать, сощурившись, развязывал каждый и потрошил. Их было всего три. Но и там лишь жалкая медь да бронза – ни одного серебряного сетта. Момо вспомнил богатый костюм ремесленника, с пояса которого он умыкнул красивый, расписной кошель – как оказалось, всего с тремя бронзовичками и тридцатью медяками внутри, и горестно хмыкнул.
– Нищеброд!
Где-то в стороне что-то шевельнулось. В свете пляшущего в фонаре пламени Момо повернул голову. Там во тьме, среди тушек такой же мелкой птицы, копошился лысый птенец. Он пытался перевернуться среди своих мертвых собратьев, но слабые лапки да тощая шея не позволяли этого сделать. И птенец продолжал ворошиться и дрожать, лежа на боку.
– Ну, а вот и обед подоспел. Завтра супца на костре из тебя наверну… Да-да, ощипанная кура, это я тебе говорю! Тьфу! – и Момо отвел взор от резко притихшего птенца. – Лучше бы платьями занялся… Да что ж за невезение-то такое…
И он бросил все как есть, чтобы немного отдохнуть. В голове у него стоял туман из-за усталости. А потом, полежав, он принялся думать, куда бы ему спрятать ворованные кошельки, чтобы их не нашел вымогатель. Так Момо и проходил по комнате, пиная мясо и тушки цыплят, но не убирая их, ибо бардак ему этот был привычен.
* * *
В дверь настойчиво постучали. Кто там был – Момо догадывался. Он, зная, что не может затаиться, устало поднялся с пола, который только-только начал протирать, постарался нацепить улыбку и распахнул дверь.
Юлиан быстро вошел внутрь без приветствия. Он оглядел комнату острым взором, различил лужи из крови, потроха, свиную ногу – их запахи были унюханы еще с улицы.
– Здравствуй, Момо.
– Здравствуйте, почтенный… Вы садитесь, садитесь… – услужливо указал на старое кресло Момо. – Там нет подушечки с иголками, я убрал!
– Хорошо.
Момо не нравился этот вечно ищущий взгляд, и он напрягся внутри от ожидания беды. Веномансер советника короля, Иллы Ралмантона, пробрался по сухим участкам, чтобы не замарать обувь, и изящно присел в кресло, опустил рядом суму. Искоса Момо посматривал на него и старался не выдать свое нежелание общаться. «Чертов упырь, – думал он. – Никакой жизни не дает! Дрянь! Сейчас еще расспрашивать начнет поди-ка!»
– Что случилось, Момо? Почему по комнате разбросано мясо?
– Ухватился в темноте не за тот край мешка, почтенный…
– А откуда его столько?
– Чертов мясник, живущий за углом, решил расплатиться им, видите ли, монет у него не было…
– Оно же пропавшее, – заметил Юлиан.
– Завтра схожу поговорю. Вы это… Почтенный… Я знаю, я вам должен денег, но… из-за этого мясника можно перенести срок оплаты?
И, якобы горестно вздохнув, Момо уткнулся взглядом в пол, продолжая протирать его тряпкой, которая уже пропиталась кровью и животными соками насквозь. А с рук запах и вовсе сойдет, наверное, не раньше, чем через день.
– Нет, Момо. Ты помнишь наш уговор?
– Помню… Помню ярче, чем вижу луну в небе, – и юноша ляпнул услышанную им в таверне фразу.
– Это хорошо. Не в твоем положении сейчас жить на столь широкую ногу и позволять деньгам тухнуть. Отнеси это мясо в харчевню, продай, хотя бы на бармандуль, но сгодится, они приправами скроют запах. Или продадут оборотням. А перепела и цыплята еще относительно свежие, – длинными и тонкими пальцами Юлиан поднял за лапки одну из лежавших рядом с креслом ощипанных тушек.
– Да-да, все сделаю, почтенный! Но… Погодите… Сейчас?
– А когда еще? – усмехнулся Юлиан. – До утра они окончательно пропадут, ночи же еще стоят по-осеннему теплые. Это тебе не север, уже укрытый сугробами. Отнеси сейчас, чтобы хоть что-то за это выручить. В трех кварталах отсюда «Пьяная свинья».
– Но звенели колокола…
– У той таверны одобрительная грамота.
– А еще ж ничего не видно. По темноте в нашем-то районе лишь дурень бродит…
– Я тебя отведу. Прекращай выдумывать отговорки, тебе долги нужно возвращать, помнишь?
– Помню! – коротко буркнул Момо. – Такое не забудешь…
– Поторопись! Я тебя жду на улице. И давай, что успел заработать.
Забрав часть долга, Юлиан покинул комнату. Момо же стал торопливо собирать с полу разбросанные тушки и куски мяса. Ползал по полу, не глядя швырял тушки в мешок, щурился, пытаясь увидеть несобранное в темноте, ибо фонарь уже погас. Затем, плюнув от усталости и боясь укора вымогателя за неспешность, он схватил мешок с тем, что успел собрать, и выбежал из комнаты.
С немым упреком Момо бежал за Юлианом по улицам, стуча деревянными башмаками, пока они не вышли на уже пустую мостовую, по которой бродили караульные.
Увидев две фигуры, высокую и низкую, стражники поначалу собирались уж было заняться нарушителями, которые блуждали по улицам во время тишины. Однако, подойдя, они видели в свете фонаря явно богатого горожанина, его стать, дорогой костюм, и понимали, что это – особа из Золотого города. С такими лучше не связываться. Никогда не знаешь, кто перед тобой: знатный чиновник, которому взбрело в голову прогуляться ночью в одиночку, маг или королевский посол. А нищий юноша с мешком их и вовсе не интересовал – с такого не взыщешь ничего, кроме его шкуры.
