Едва не свалившись обратно в воду, Уильям судорожно вцепился в длинную черную гриву темно-мышастой кобылы со всех сил.
Кельпи, стоя посреди бурлящего белоснежного потока, повернула свою красивую морду с ярко-голубыми овальными зрачками и ласково, но с осуждением посмотрела на Уилла. Тот, окровавленный, с вывернутой рукой и перебитым бедром, дико откашливаясь, припал к шее Вериатель, погладил ее и взмолился.
— Вериатель, надо догнать, там в воде Леонардо… Там обрыв, Вериателюшка, — прохрипел Уильям.
Кельпи, пританцовывая на камнях посреди реки, резко замерла, а из ее глотки вырвался такой истошный и громкий визг, что у людей, видевших это все, кровь застыла в жилах от ужаса.
Вериатель прыгнула вперед, оттолкнувшись копытами от камней, и помчалась по воде. Она бежала по Мертвой Рулкии словно по земле, отталкивалась от камней, ловко прыгала на другие — ее прекрасное грациозное тело преодолевало пороги играючи. Вампир испуганно прижался к ней, обхватил мокрую шею, боясь свалиться.
Неожиданно из воды, где-то справа от кобылы, выскочило что-то черное. Уильям поднял голову от шеи демоницы и увидел счастливо ржущую вороную кобылу, которая, перепрыгнув свою мать, приземлилась уже слева от Уильяма и помчалась рядом. И если Вериатель бежала напряженно, со стремлением помочь своему избраннику, то вороная кобыла, казалось, просто забавлялась. Она отпрыгивала от скал, нависающих сверху и по бокам реки, ныряла в воду и появлялась в другом месте, истошно и радостно визжа.
Уильям и две кобылы скрылись за поворотом и пропали из виду людей, что стояли по краям обрыва и напряженно наблюдали за всем происходящим действом.
За поворотом река становилась еще порожистее, и Уильяма постоянно подбрасывало в воздух. Он боялся упасть с лошади и вжимался в свою подругу, держался за ее роскошную черную гриву, которая, мокрая, все норовила выскользнуть из ослабших пальцев. Вериатель поняла страх Уилла, и он почувствовал, что словно врос в тело кобылицы ногами. И все же рывки Кельпи были так сильны, что Уильяму из-за тряски очень тяжело было различить в пенной реке зеленый балахон Леонардо.
Где-то впереди мчался Филипп, подгоняя Найхлиста, бежавшего из последних сил и уставшего от постоянного преодоления камней и обломков дерева на берегу. Все-таки это был рыцарский конь, а не приученная к таким забегам верховая лошадь.
Где-то далеко впереди мелькнула и снова пропала в воде часть зеленого кафтана.
— Вон он, Вериателюшка… О Ямес, там уже обрыв! — с ужасом воскликнул Уильям.
И действительно, впереди вода резко обрушивалась вниз, в глубокое ущелье. И Уильям, и Филипп прекрасно понимали, что даже Старейшине придется тяжко от падения в бездну на острые камни. Что уж говорить об обычном вампире, следов которого потом и вовсе не отыскать!
Вериатель еще ускорилась. Ветер, ледяные брызги и грива демоницы хлестали лицо наездника, а тот, приподняв голову, осторожно выглядывал, стараясь не потерять Леонардо в воде. Поток крутил бездыханное тело, бил о камни, и, похоже, что спасать уже было некого и нечего.
Темно-мышастая лошадь вместе с вороной кобылой промчались мимо Найхлиста так быстро, словно конь графа не скакал галопом, а шел медленной рысью. Филипп, увидев Кельпи, коня не остановил, а лишь ускорил ударом пяток.
Найхлист, хрипя, рванул вперед, но вдруг споткнулся о корягу, выброшенную Рулкией на берег, и, пролетев с десяток васо, упал. Хрустнули ломающиеся конечности. Истошный визг. Филипп успел спрыгнуть с коня и не пострадал. Вскочив на ноги, он, бледный, посмотрел вслед исчезнувшими за очередным изгибом реки двух кельпи и Уильяма.
Показался обрыв, тело Леонардо стремительно несло к нему, и уже вот-вот оно должно было сорваться в бездну, где разбилось бы об острые камни и скрылось в свирепой реке навсегда. Вериатель дико заверещала и, оттолкнувшись копытами от высокого камня, взлетела в воздух. Уильям вцепился в нее, ища глазами снова пропавшее в воде тело Леонардо. Пролетев в воздухе длинную дугу, кобыла, казалось, прыгнула в бездну.
Уилл закричал от ужаса, перед его глазами пронеслась вся его жизнь, но Вериатель замерла на самом краю обрыва, резко остановившись и не поддаваясь потоку. Уильям, придя в себя, огляделся, сунул руку в воду и успел поймать Леонардо за шкирку за мгновение до того, как тот бы сгинул в пропасти вместе с водами рычащей и озлобленной Рулкии.
Кафтан треснул по швам, и Уилл в страхе быстро перехватил Леонардо подмышки. Вторая рука отчего-то стала тяжела и неподъемна и, пересиливая себя, Уильям закинул сына графа на спину кельпи.
Вид развернувшейся бездны с острейшими камнями далеко внизу, с узким и глубоким ущельем, на самом краю которого стояла кельпи, держась лишь в потоке воды, внушал дикий ужас.
— Вериателюшка, — простонал не своим голосом Уильям, — Вериателюшка, отвези нас отсюда, пожалуйста!
Голова Уильяма закружилась, когда Вериатель развернулась и поскакала рысью к берегу, скрытому за поворотом реки. Молодая вороная кобыла счастливо заржала, перепрыгнула через свою мать, обдав наездника ледяной водой. Вода смыла кровь, что текла по голове Уилла. Придерживая здоровой рукой Леонардо, он нащупал болезненные раны. Левая рука слушалась с трудом — ее вывернуло от удара, а бедро правой ноги разворотило камнем и, похоже, раздробило кость.
Боль приходила постепенно, пульсируя, и когда Вериатель добралась до берега, Уильям уже стонал от каждого движения.
Тело Леонардо было бездыханным. Уильям с трудом сполз с кельпи. Шатаясь, он снял труп с мокрой лошадиной спины и опустил на холодные камни. Они опоздали…
Из-за поворота показался Филипп. Прыгнув через корягу, он упал на колени рядом с Леонардо, на котором не осталось ни одного живого места. Здоровая часть лица, которую не успели обезобразить в детстве фанатики, теперь продавило камнями. Глаз каким-то чудом уцелел, а вот ухо просто стерло. Челюсть и нос свернуло, руки и ноги неестественно вывернуло. Даже отец не узнал бы в этом трупе того, кто был когда-то его сыном, пусть и приемным.
Леонардо лежал, смотрел безжизненно в небо одним глазом и пустой глазницей, с которой река сорвала повязку. Его мокрые и потемневшие от воды рыжие волосы пропитывались кровью, которая толчками хлестала из ран.
Уильям стоял рядом и шатался. Ему было плохо, боль усилилась, но он старался не обращать внимания на нее. А Вериатель, обратившись в девушку, неподвижно замерла подле возлюбленного и тоже смотрела на безрезультатные попытки Филиппа что-либо сделать. Впрочем, смотрела с обычной кривоватой улыбкой — горе Филиппа её, конечно же, не трогало.
Граф прекрасно понимал, что сделать уже ничего нельзя. С великим страданием в глазах он опустил руки и взглянул красными глазами на изувеченное тело.
— Вериатель, — тихо обратился к своей любимой Уильям. — Ты… ты можешь помочь?
Кельпи задумчиво вытянула губы трубочкой, а Филипп после этих слов резко обернулся к демонице, и в его синих глазах мелькнула мольба.
