Летом у нас не очень жарко благодаря морю, а зимой не так холодно, как здесь. Ну так говорят. Хотя и у нас порой хорошо присыпает снегом. Ноэль называют землей голубого Олеандра, потому что этот цветочек, он самый ядовитый и единственный переносит зимы со снегом. Всю весну, лето и осень он цветет, усыпая Ноэль голубыми цветами. Это очень красиво, тео Юлиан. Я люблю в месяц Осте сидеть на высоком холме около особняка госпожи и любоваться морем и укрывшими холм, подобно одеялу, голубыми олеандрами. Ада правда ругается на меня, называет лентяйкой, но она просто не понимает! Вам понравится, господин, вы полюбите Ноэль…
— И какое оно, море? — с придыханием спросил Уильям, никогда ранее не видевший его.
— Оно… Ну, большое, — помялась девушка, не зная, как объяснить. — До самой полосочки, там далеко…
— Горизонт… — снова подсказал Уильям.
— Да, спасибо, — раскраснелась Фийя. — В общем, во время хорошей погоды море ярко-синее и сияет в лучах солнца, а во время непогоды становится серым и мрачным. Не зря же наши цвета, господин Юлиан, — это голубой, бледно-васильковый, синий, серый и белый. Это цвета олеандра и моря.
Вдруг очень мощный порыв ветра ударил в ставни, и те распахнулись. Крючок, державший их, отлетел куда-то в угол. В комнату ворвалась вьюга. Уильям вскочил с кровати, с трудом закрыл ставни, отплевываясь от летящего в лицо снега. Нужно было чем-нибудь скрепить створки, чтобы те не распахивались. Он оглянулся, но под рукой не было ничего подходящего.
— Дайте что-нибудь твердое, длинное и узкое! — воскликнул Уильям.
— Да, да, сейчас… Спица есть. — закивала Фийя и достала из сумки спицу. — Держите, господин!
Уильям продел спицу в отверстия вылетевшего крючка, скрутил ее и обернулся, потом грустно выдохнул. Метель успела хорошо намести в комнату снега. Молодые вампиры принялись стряхивать его с кровати, отметать с пола к стенам, чтобы когда он растаял, ничего не промокло. Наконец, работа была окончена.
— Как бы нам здесь не проторчать несколько дней, — проворчал он негодующе и улегся на кровать с краю.
— А вы куда-то спешите?
— Моя родная матушка в Офурте. И она больна… Я боюсь, что мы не успеем, — нахмурился и с тяжелым вздохом произнес Уильям.
— Ох… Ну, это очень плохо. Но я надеюсь, что распогодится, господин Юлиан, — сказала служанка, а затем густо покраснела. — Хотя это прозвучит ужасно, но я с утра наоборот думала, что подольше бы продлилась эта метель. Быть может, тогда я смогу доказать, что я не так уж плоха, как вам показалась ночью.
Она уже полезла через Уильяма к своей половине кровати, чтобы спрятаться под одеяло, но тот взял ее за локоть и остановил. Он взглянул на зарумянившееся от вьюги лицо, красивые серые глаза и вздохнул, выругавшись про себя. Похоже, что Мариэльд победила. Уже стало казаться, что она и вьюгу наслала, но конечно же Уильям понимал, что это глупости.
Фийя сразу все поняла, смущенно улыбнулась и подползла к Уильяму, легла ему на грудь. Тот поцеловал девушку. Его руки скользнули к запаху платья и принялись расшнуровывать завязки. Уже через мгновение платье полетело на пол, и обнаженная Фийя зябко подернула плечами и с горящим взглядом принялась стягивать с вампира рубаху и шаровары. Пара заползла под теплое одеяло. Уильям прижал к себе тоненькое и стройное тело, целуя в красиво очерченные чуть полноватые губы, в шею. Фийя отвечала на поцелуи страстно, не стеснялась ответно ласкать Уильяма, и тот уже не в силах ждать подтянул бедра девушки к своим.
— Ну вот. Все-таки я вам понравилась, — через время прошептала разгоряченная девушка, закинув под одеялом ногу на мужское бедро.
— Сразу понравилась, — вздохнул Уильям. — Просто мне пришелся не по душе поступок госпожи Лилле Адан.
— Чем же он плох? Нам обоим хорошо стало, тео Юлиан, — хитро оскалилась, сверкнув задними острыми зубами, Фийя. — Тео Юлиан. Вы просили рассказать меня про Ноэль.
— Да, просил. Если хочешь, расскажи еще что-нибудь.
— Я просто хотела попросить… Может, лучше вы расскажете о себе?
— Нечего рассказывать, — нахмурился Уильям, поглаживая под одеялом закинутое на него бедро девушки.
— Ну ладно, нет так нет, извините.
* * *
Пока вьюга буйствовала за окном, молодые вампиры провели весь день в постели, согревая друг друга. Фийя развлекала их обоих, рассказывала о своем детстве, об отношениях с сестрой, о матери, что умерла, когда девочкам было по десять лет. О Ноэле она говорила мало, просто не понимая, как описать то, где выросла. Для нее Ноэль, похоже, был настолько привычным, что она не знала, как отделить отличающие его от других королевств черты и описать их верно. Она даже путала «Тео» и «господин», отчего господин произносила уверенно с именем Юлиан, не понимая, что совершает ошибку.
Уильям слушал истории о жизни Фийи вполуха, мыслями же он пребывал то в прошлом, то в настоящем, то в будущем. Тем не менее, эти разговоры его успокаивали, и он покачивался на волнах сознания, пребывал то в полудреме, то в диалогах, легких и ни к чему не обязывающих. Фийя напоминала Линайю, и даже их имена были созвучны. Обе весьма любящие жизнь девушки, доверчивые и простодушные.
Уже очень скоро Фийя так задорно разболталась, что говорила все подряд, без разбору, и выкладывала начистоту все свои простенькие мысли из милой головушки. И Уильям невольно подумал, что в глазах Филиппа он, возможно, выглядел примерно таким же наивным олухом.
— Фийя, а сколько тебе лет? — обратился он к служанке, после того как они договорились обращаться друг к другу на ты.
— Семнадцать. А что?
— Я думал около тридцати или сорока, — нахмурился Уильям. — Странно, я не понимаю, что у вампиров с возрастом.
— Ах, так это! Мы лет до двадцати лет растем как обычные люди, в общем-то… Ну, кроме зубов. А дальше словно замираем лет на десять и начинаем очень медленно стареть. Но тут тоже кому как повезет. Вон, Ада выглядит старше меня, а мы с ней близняшки! Хотя мама говорит, что Ада пошла в отца. Ну, того работорговца, который маму изнасиловал перед продажей на рынке, — деловито произнесла Фийя, уткнувшись курносым носом в шею Уильяма.
Уилл вздохнул, прикрыл глаза, поглаживая эту неожиданно свалившуюся ему на голову служанку. Клыки снова начинало чуть ломить, и Уильям гладил их изнутри языком.
Если так подумать, то за все время у него не было проблем с кровью — Филипп фон де Тастемара давал ему и кров, и еду. Но как же живется тем, у кого нет под боком темницы, набитой смертниками?
— Фийя…
— Да, тео Юлиан.
— А как кормятся обычные вампиры? Где они берут кровь? Просто убивают первых попавшихся?
— Нет, господин Юлиан, что вы! Это опасно… Нам нужно есть ну хотя бы раз в месяц, чтобы не кидаться на людей. Так что обычно, как рассказывала мама, к жертве присматриваются уже заранее. Узнают тропки, берут тех, кто надолго куда-то уходит. И утаскивают в кусты, оглушают, убивают. Если дома ждет семья, то могут подвесить человека вниз головой, сделать надрезы и дать стечь крови в какой-нибудь сосуд. А есть еще и такие, кто всю жизнь бродит по землям, и не остается надолго на одном месте, чтобы местные не прознали и не наказали. От деревни к деревни. Убивают и сбегают. Мама и про таких говорила.
