Бог Моря тихонько вздохнул.
Я сделала шаг вперед.
Раздался громовой треск, и меня отбросило назад. Упершись ногами в пол, я попыталась ухватиться за что-нибудь, но меня будто подхватил ветер. Бог Моря становился далеким пятном, когда невидимая сила тащила меня из зала через один двор за другим. Двери захлопывались, как только я проходила через каждые ворота, что попадались на моем пути, и лишь звук огромных деревянных досок грохотал позади.
Меня выпустили за пределы дворца Бога Моря. Споткнувшись, я чуть было не упала с огромной лестницы.
Громкий скрежет сигнализировал о закрытии главных ворот. Я вскочила на ноги и бросилась к дверям в тот самый момент, когда они с шумом закрылись.
Я стала бить кулаками по толстому дереву, но мои усилия вознаграждались лишь синяками на руках и болью в груди. В изнеможении я упала на землю. Мой пульс прерывисто бился, и приходилось считать вдохи, чтобы успокоить бешеное биение своего сердца.
Ошеломленная, я в течение нескольких минут оставалась на земле, пока не заметила: что-то изменилось. Чистый воздух.
А затем я уловила звук, похожий на смех, который разносился по ветру. Я медленно встала и повернулась, замечая, что таинственный туман рассеялся, освобождая ночь.
Позади меня, словно холст художника, раскинулся город Бога Моря.
Я никогда не видела ничего подобного прежде: лабиринт зданий с изогнутыми крышами и мостами, разбросанными, будто сплошные дуги радуги. Золотой свет сиял от фонарей, свисающих с трехэтажных столбов, словно паруса загоревшихся кораблей. Еще больше фонарей плавало в воде, на улицах каналов, наполняющих город, будто ветви великолепного светящегося дерева.
Яркие рыбки плыли по небу так, как если бы оно было океаном. Киты, подобные облакам, лениво передвигались над моей головой, а вдалеке, словно воздушный змей, освобожденный от земли, по воздуху скользил дракон.
Мне не доводилось видеть ничего прекраснее. Равно как и не доводилось видеть ничего более пугающего.
Чудеса этого города открывали неоспоримую истину: я оказалась в новом мире – мире драконов, богов, которые наделены непостижимыми силами; убийц, незаметно движущихся сквозь тени, где твой голос могут превратить в птицу, а после и вовсе украсть и где никто из тех, кого я люблю, никогда не сможет достучаться до меня.
5
Я была слишком заметна вне стен дворца, где все – уточнение, всё – способно увидеть меня. Тем не менее как бы сильно мне ни нравился Шин, его слова были моим предупреждением: люди уязвимы в мире богов.
Я спотыкалась о ступеньки, тело болело от того, что море сильно волновалось, и еще, возможно, из-за резкого ветра. Проскользнув в ближайший переулок, я скорчилась, прислонившись к дверному проему. На треснувшей деревянной раме заскрипел бумажный фонарь, а маленькая свеча внутри отбросила зловещие тени на стены. Невозможно с чем-то спутать запах суточного улова: я стояла за рыбным магазином. Если вокруг и были люди, то я не наблюдала никаких признаков их присутствия, а вскоре мне и вовсе не было под силу разглядеть что-либо, так как слезы полностью затуманили мое зрение.
Я беззвучно плакала, дрожь от моих рыданий вибрацией распространялась по всему телу.
Знаю, мне нужно быть сильной, как героини в рассказах моей бабушки, но я разочарована и очень устала. А если верить словам Шина, то к тому же я еще и бездушная. Странно, но было куда проще быть храброй, когда он стоял рядом со мной, его присутствие будто подливало масла в огонь, раззадоривая мою ярость, направленную на него. Сложно оставаться храброй, когда тебе так холодно и одиноко.
И что мне теперь делать?
Я подтянула ноги к груди и прижалась лицом к коленям. В отчаянии попыталась вспомнить одно из многих изречений моей бабушки, что-нибудь мудрое, что могло бы утешить и придать сил, но меня лишь охватывало отчаяние, которое не отпускало. Лишь однажды я чувствовала себя так, словно мир прыгнул вперед и оставил меня позади.
Это произошло в ночь фестиваля бумажных корабликов, я была в предвкушении, потому что Джун сказал, что мы вместе поплывем на лодках по реке, как мы и делали каждый год с тех пор, как я стала достаточно взрослой, чтобы присоединиться к нему. Я стояла на коленях, дописывая последние слова желания на бумагу, когда услышала голос Джуна:
– Может, Шим Чонг и самая красивая девушка в деревне, но ее лицо – проклятие.
Это стало началом их истории – истории, в которой я не принимала никакого участия, по крайней мере до определенного момента.
Я стояла на одном конце моста, а Джун последовал на другую сторону за Шим Чонг. Помню, как смотрела на своего брата, когда он уходил. Я желала, чтобы он оглянулся – всего лишь одно незначительное действие, которое доказало бы: я все еще была в его мыслях и он не забыл обо мне. Но, когда мой брат не сделал этого, у меня закралось предчувствие, что ничего больше не будет таким, как прежде.
Мне было двенадцать, и я чувствовала, как последние часы нашего детства ускользают из моих пальцев, словно морские волны смывают песок.
Позже той ночью мой дедушка нашел меня плачущей рядом с прудом в нашем саду. Он устроился на травянистом берегу, глядя на размытое отражение луны на воде. Утки выглядели так, словно плыли по ее жемчужной поверхности. Какое-то время никто из нас ничего не говорил – дедушка хорошо понимал, что тишина, которую мы с ним разделяли, способна дать чувство спокойствия.
Когда я приготовилась слушать, он сказал:
– За всю свою жизнь я не видел существ чудеснее, чем утки. – Дедушка сделал паузу, усмехнувшись моему озадаченному выражению лица и продолжил: – Когда утки рождаются, они запоминают первое, что видят, – обычно, это их мама, и они упорно следуют за ней, пока не вырастут, ты знала об этом?
Я покачала головой, не в силах ответить, потому что в моем горле все еще стояли слезы.
– Ты пришла в этот мир сиротой. – Его глаза были прикованы к воде, и я знала, что он думал о своей дочери – моей маме. – Ты все плакала и плакала, твои глаза были плотно закрыты, и казалось, ничто не способно было утешить тебя. Я боялся, что ты утонешь в собственных слезах. Даже твоя бабушка не знала, как тебе помочь. Но затем Джун, который все это время ждал в саду, тихо зашел в дом. Он сам был маленьким, ему тогда еще даже не было и трех лет. Джун настоял на том, чтобы подержать тебя на руках. Твоя бабушка аккуратно передала тебя из своих рук в его, и когда ты впервые открыла глаза, то увидела Джуна. Улыбка, которая осветила твое лицо, была самой прекрасной, что мне довелось увидеть за свою жизнь. Словно солнце вышло после грозы.
– Дедушка, – сказала я, наклонив голову, дабы взглянуть на него, – ты хочешь сказать, что я – утка?
Дедушка поднес свои руки к моим глазам, чтобы вытереть слезы с моего лица.
– Мина, я хочу сказать, что Джун всю жизнь любит тебя. С самого первого дня твоего рождения. И он всегда будет любить тебя, это его бессмертный подарок тебе.
