– Да пошел ты, придурок!
Остановить не успел – выскочила из ВИП-кабинета. Грохнула дверью.
* * *
В тот же вечер Симеонова улетела из России.
А Денис пригласил Валерия Петровича и Татьяну встретиться в клинике.
Митю оставили в палате у мамы. День у Жени сегодня выдался хорошим – руки теплые, по лицу бродит улыбка. Мальчик гладил ее по волосам, пел песенки. Викентий Ильич включил энцефалограф. Наблюдал за зигзагами, одобрительно кивал:
– Неплохо. Весьма неплохо.
Богатов, Ходасевич и Таня вышли в коридор.
Денис почтительно обратился к Валерию Петровичу:
– Приношу свои извинения, что не поставил в известность. Не удержался. Хотелось самому ее прижать. И побыстрее.
– Но она ни в чем вам не призналась, – пожал плечами Ходасевич.
– Зачем тогда было бросать семью и срочно улетать в Индонезию? Экстрадиции в Россию оттуда нет.
– А где эти десять миллионов? Которые она якобы подарила? – заинтересовалась Таня.
– Полагаю, в банке. Или – как вариант – в Киржаче. Женя мне рассказала: там у нее тайник. Можем съездить, проверить. Если я угадал – передадим Мите.
Валерий Петрович взглянул на авантюриста:
– Получается, Женя все-таки не восстанавливала справедливость. Раздобыла на Симеонову компромат – и требовала с той денег за молчание.
Денис усмехнулся:
– Ну, я ведь вам говорил. Мы никогда не наказывали плохих парней просто из интереса.
Из палаты послышался шум, Митин радостный вскрик.
На пороге показался Викентий Ильич, поманил:
– Идите сюда, скорее!
Они бросились внутрь.
Митя стоял на коленях возле постели. А Женины губы шевелились.
Доктор прижал палец к губам, и они отчетливо расслышали ее слабый голос:
– Сынок! Любимый!
* * *
Валерочка все-таки настоял, чтобы Таня с Митей уехали в область, в дом его знакомого на берегу Клязьмы. Коттедж оказался типично пенсионерским – с ковриками, хрусталем, клуб– никой.
– Хозяева просили усы проредить, – передал падчерице Ходасевич.
– Сорри! – фыркнула Таня. – Огород – точно не мое. И так превратилась в клушу.
Доставка в отдаленный от трасс поселок не ездила, в сельском магазине оказались представлены продукты самые примитивные, но готовки Садовникова все равно умудрялась избегать. Жарили хлеб на костре, запекали в золе картошку. У местных жителей покупали огурцы, редиску, соленья.
Интернет в глуши работал еле-еле, но основные новости Таня знала. Симеонова болталась где-то за границей – но конкретно место не озвучивала. Своим подписчикам докладывала, что ей нужна «тотальная перезагрузка», и как только она снова наполнится энергией, немедленно вернется.
Таня с Митей вели праздную жизнь дачников – кормили комаров на берегу Клязьмы, собирали малину, валялись на газоне и в шезлонгах. Мальчик строил вдохновенные планы – конечно, в них присутствовала его мама. Здоровая и счастливая.
Отца он и раньше не слишком уважал, а сейчас прямо с ненавистью отзывался. И приставал к своей старшей подруге:
– Тань! А помнишь, ты мне книжку девчачью читала? Про Динку? Давай его напугаем – как в ней было? Маму попросим в белое одеться, постучать ночью в окно. Вот папа уписается!
– Митя, ну что за глупость? У него сердечный приступ может случиться!
– И пусть! – злорадно усмехнулся мальчик. – Он-то маму убил!
«Эх, ну, зачем я ему только рассказала!» – в который раз укорила себя Татьяна.
И ломала голову: а что правда будет, когда Женя придет в себя? Ей придется «воскресать», устраивать скандал, подставлять Аленушку? Или авантюрист Денис просто сделает своей подружке новые документы? Но как тогда быть с Митей?
Еще до того, как переехали в пригород, ей позвонил Максим. Когда узнал, что на море уехать не успели, попросил о встрече – довольно робко.
Таня думала, что попросит Митю с собой взять, но про сына папаша не упомянул.
А когда встретились в скромной кофейне, виновато сказал:
– Таня. Прости меня.
– За что?
– Ну… орал на тебя. Полицией угрожал. Просто нервы сдали. На самом деле, я вижу: ты любишь Митю.
Нервно похрустел пальцами. Почесал нос. Что ему нужно-то?
– Так и не решил, что со школой делать, – тоскливо сказал он. – Вот подставила меня Женька. Ох, подставила! Тяжело одному-то!
И выпалил:
– Я… ну, короче, жениться собираюсь.
– Митя будет рад, – ледяным тоном прокомментировала Татьяна.
– Вот то-то и оно, что гадить будет, – скривился Максим. – А невеста моя… она… ну, уже в положении. Ей нервничать нельзя. Короче. Ты вроде хотела Митьку под опеку? Я не возражаю.
Садовникова молчала. Он жалобно добавил:
– И платить готов. В разумных пределах. На его содержание.
Сначала Татьяна хотела взорваться. Объяснить, что под опеку берут сирот. А он – родной отец. Не инвалид. С жильем – унаследовал после жены. И вообще – как он это представляет? У нее и так уже вся работа псу под хвост, начальство из-за постоянных отгулов нож точит – никакие бывшие регалии не спасают. А осенью она что, должна будет Митю в школу водить? И забирать? Кормить обедом, проверять уроки, возить на кружки? Нет уж. К настолько радикальным изменениям в жизни Таня была совсем не готова.
Но отчим всегда говорил:
– Прежде чем орать, подумай.
Садовникова редко следовала его совету. Но сейчас удалось. Действительно, не стыдить его надо. Притвориться, что очень рада. Оформить опеку. А когда Женя очнется – просто передать ей сына.
Только бы та приходила в себя поскорее. Дачное уединение с семилетним ребенком – пусть умным, воспитанным и милым – Тане начинало изрядно надоедать.
* * *
Спустя пару дней позвонил Валера. Деловито спросил:
– У твоей Данг выходной в четверг?
– Да.
– Как раз завтра. Попроси ее с Митей посидеть. А ты мне нужна.
– Классно. Что делать будем?
– Поедем в Киржач.
– Зачем?
– Хочу Жениным родителям рассказать правду.
– А ты уверен, что нужно? – вкрадчиво спросила Татьяна.
Лично она от отчима утаивала добрую половину своих похождений, а от мамы – почти сто процентов. К чему нервировать старшее поколение, к примеру, историей, как однокурсники уговорили выпить водки «по-народному», с пивом, и ее потом тошнило, как свинюшку?
