Карина помнила, как папа зашёл в комнату, позвал, пощекотал. Но за долгие годы, за бесконечные попытки смириться со смертью мамы и своей завистью к Ларе, она научилась притворяться, будто она не здесь. Может, во сне, может, в трансе.
Но даже, если упоминание Нулевого в переписке на форуме это жуткое совпадение, что очень даже возможно, ведь доказательств нет, ей всё равно было страшно. И вместе с тем Карина понимала: жуткая правда объяснила бы недомолвки Наташи, их странные диалоги с отцом и море тайн, от которых Карина закрывалась с помощью успокоительных и лживых эмоций. Так что да, узнай она правду, и ей бы стало намного легче.
А потом приехал папа. Она думала поговорить открыто, но ничего не вышло. Ей мешал страх, а ему, видимо, страшная правда.
Разговор не развеял сомнений и совершенно ничем не помог. Нагрянувший ливень растревожил и без того тревожную душу. Карина, не в силах заснуть и не желая что-либо принимать, решилась на переписку с анонимом и вскоре узнала правду, в которой столь отчаянно нуждалась.
Наталья спала, как младенец. Вечер, начавшийся бурным скандалом с Пятым, закончился не менее бурным примирением. Хотя примирением случившееся было сложно назвать. Скорее всплеском похоти и необходимости замены страха чем-то другим. Бешенный разврат подошёл как раз кстати. Вымотанная до предела Наталья вырубилась прямо на полу. Пятый не стал беспокоиться и перекладывать её на кровать или хотя бы диван, удовлетворив свою потребность, он сел за нетбук и стал заниматься тем, что действительно занимало его мысли — биографией Наташи.
Решил сразу играть по-крупному, связался с человеком, что помогал выяснять сведения об игроках, полез в даркнет. Именно там был форум «Соседей». Там же, при должном умении, могла найтись куча полезной информации.
Он угробил полвечера, но оно того стоило. Больше Фурская не была для него тайной. И то, что открылось, выводило из себя, вызывало уйму вопросов и острое раздражение. Желание убить Наташу прямо сейчас, на собственном полу, было не менее острым. Эта… он даже матных слов не находил для мирно лежащего существа, оказалась дочерью не последнего бизнесмена, а тот — человеком, чьё недовольство до колик пугало всех участников Игры без исключения. Пряча свою личность во время подготовки к Игре, Нулевой, он же Фурский Олег Станиславович, особо не запаривался здесь, в тёмном пространстве, пребывая в непоколебимой уверенности, что держит всё под контролем.
Осёл!
Как же он ошибался, но его ошибка могла сыграть на руку Пятому. Зачем убивать Фурскую, когда её отец так дорожит доченькой? Скрывает её, покрывает делишки. Любит. Пятый подумал о том, какие деньги готов отдать Нулевой за сохранение тайны о дочери, размышления ему понравились, и взялся писать анонимное письмо. Но не Фурскому, а младшей из дочерей, Карине. Он хотел с ней поиграть.
Глава 29
Алиса приехала. Руки, сжимавшие руль, расслабились. Сафьялова осторожно, не создавая лишнего шума, покинула машину и подошла к двери. Как и всё в этом доме, старинном коттедже, она дышала роскошью и небывалым величием.
«Словно в фильм попала», — мелькнула забавная мысль, пока глаза рассматривали уже знакомый звонок в виде крохотного ангела. Он не вязался с общим фоном и лепниной вдоль стен и казался чужеродным, взятым из совсем другого фильма, где было больше о религии, чем о физическом богатстве, но именно он много лет назад спас Алису от крупной ошибки. Позвонив в него тогда, она, окрылённая сенсационным материалом, едва не разрушила жизнь действительно хорошего человека. И лишь доказательства его внучки, на тот момент подростка, удержали от коварной лжи, притворившейся добродетелью.
Та девочка теперь выросла.
И её большие голубые глаза прямо сейчас смотрели в окно на журналистку.
— Вы всё-таки здесь? — удивилась хозяйка дома, открыв дверь. Она стояла на пороге в коротком и откровенном лиловом пеньюаре, который ни за что не должны были увидеть мальчишки. Но учить, как правильно одеваться Сафьялова её не собиралась. Не прямо сейчас. Позже.
— Узнала. Привет, Маша. Я нуждаюсь в твоей помощи. — Когда-то произнесённые слова были для Алисы табу. Всегда и во всём справляться самой — это был её девиз. Но времена бурной журналистской деятельности и необузданного самомнения прошли. Теперь просить помощи было не стыдно, а важно. Жизненно важно.
Девушка выглянула за спину Алисы:
— Вы не одна? Значит всё плохо?
— Подержи дверь, я внесу детей. Поговорим внутри, хорошо?
— Я помню обещание, — вздохнула Маша.
— И не могла бы ты одеться… поскромнее?
— Нет.
По правде говоря, другого ответа Алиса не ожидала. Оставалось надеяться, что Маша передумает, услышав первый неудобный вопрос от Мити или Миши.
Её приезд явно не разбудил танцовщицу гоу-гоу. В большой комнате горел откровенной сценой экран домашнего кинотеатра. Маша поймала взгляд журналистки и недовольно произнесла:
— Ну что? Это обычный триллер, а это просто сцена такая.
— Я не осуждаю.
— Ладно. Выключу. Но пеньюар не сниму.
Экран погас. Митя среагировал на голоса и пошевелился.
— Где их положить? — перешла на шёпот Сафьялова.
— Наверху. Там чище, — ответила Маша.
Алиса осмотрелась вокруг. Чистоплотности девушке не хватало.
Когда дверь за комнатой с двумя кроватями закрылась, Маша налетела с вопросами:
— Так что случилось? Чего ожидать? Почему вы не предупредили?
— Тише. Давай поговорим внизу. Угостишь кофе?
— А вы надолго?
— Они не знаю, а я сейчас уеду.
— Что?! Я останусь с вашими детьми?
— Да. Поэтому смени одежду, пока не застыдили.
— Ещё чего! Это они приехали ко мне в гости.
— Так угостишь?
Хозяйка кивнула.
Алиса не собиралась засиживаться у Маши, но кофе был необходим. Второпях она не захватила термос, а в дороге без него приходилось тяжело. Смотреть на дорогу столько часов было непросто. Кофе помогал разлепить глаза. Маша тоже не стремилась к долгим посиделкам: кружка с ароматным капучино. Всё.
— Ну?
Стройные ноги нетерпеливо стучали голыми пятками по полу.
— У меня неприятности. Нужно спрятать детей. Здесь их искать не станут. Это всё, что тебе нужно знать, — отхлебнула напиток. Кофе был так себе. Но лучше так, чем ничего.
— То есть совсем попа, — констатировала Маша.
— Я оптимистка, — хмыкнула Алиса.
— Ты приехала к той, кто выдрал тебе клок волос, — заметила Маша.
— Я приехала к той, кто обещал помощь. А тот случай… ты была подростком. Я не держу обиды.
— Я не изменилась, и, если надо порву любого.
