Наталья со злостью смахнула слёзы и принялась тереть подбородок. То, что казалось оправданной ненавистью к сестре начинало таять, а на этом месте уже произрастало желание наказать отца.
Она попыталась вспомнить хоть что-то хорошее из их отношений, но столкнулась со стеной непризнания, грубости. Неоправданной жестокости. Он никогда её не любил, будто и дочерью не считал. И сегодня доказал это.
— Как ты мог в меня выстрелить? — спрашивала она снова и снова, обращаясь к воображаемому отцу. — Я не та дочь, какую ты хотел, я тебя не устраивала, но разве я заслужила подобное? Почему ты так поступил?
Со стороны Фурская выглядела ненормальной. Она размахивала руками, громко разговаривала с пустотой и то и дело тёрла подбородок, с которого вновь капала кровь. Только её это совсем не волновало. Она послала старушку, перекрестившуюся рядом с ней и нагрубила проходящему мужчине за один только взгляд в её сторону, а затем продолжила монолог, не приносящий утешения.
— Это ты внушил мне ненависть к Карине. Если бы ты не сравнивал нас в детстве, если бы относился к нам одинаково, я не стала бы думать о ней плохо! — сорвалась на крик, даже не заметив. — Ты сделал всё, чтобы разрушить наши отношения, из кожи вон лез, пытаясь нас рассорить! Сколько раз покупал ей платья, о которых я мечтала? И как потом объяснял? Она их больше заслужила! — Наталья плакала. — А Карина… Каринка извинялась передо мной за тебя и всегда… всегда отдавала вещи. Да она меня любила по-настоящему, хотя я была худшей сестрой на свете! А ты! Ты был сволочью! — Последнее слово сплюнула под ноги, размазала носком сапога. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — Она стояла, глядя на плевок, а губы растягивались в улыбку. — Я уничтожу тебя за то, как ты поступал со мной. — Руки сжались в кулаки, — я размажу тебя, как эти слюни за то, что ты сделал с моей сестрой.
Когда после её звонка полиция выехала к Светилову, ближайшему другу отца, сама она направилась в ближайший отдел и там рассказала всё, что знала.
Признание на бумаге, подпись и пустота в душе. Никакого сожаления, радости.
Ничего.
* * *
Кузнецов позвонил, потом ещё раз, но Фурская игнорировала. Он сидел в кафе, расположенном по другую сторону от канала Грибоедова, и пил совершенно холодный кофе.
Думал.
Всё пошло к чертям, полетело под откос, рассыпалось вдребезги. И из-за кого! Из-за Фурской! Как он теперь без страховки-Карины?
Ему необходимо всё переиграть.
Кузнецов не сомневался, даже это непредвиденное событие можно повернуть в свою сторону — свалить «Соседей» на Фурского и выставить того полным психопатом. После шоу на мосту вряд ли кто-то усомнится в нормальности бизнесмена.
Снова набрал Наталью. Он планировал воспользоваться её ненавистью к отцу, выяснить все секреты Нулевого и шантажировать последнего. В своей удаче не сомневался.
Вышел из кафе, так и не допив кофе, вызвал такси, поехал домой. Об Агнецкой и лоте Ольге уже и не думал. Впереди маячили гораздо большие перспективы. Он так замечтался, рисуя счастливое и богатое будущее, что не заметил полицейской машины на углу собственного дома.
* * *
Агнецкая подбирала наряд. Выглядеть во время убийства нужно хорошо. Она вертелась перед зеркалом, не обращая внимание на мужа, а тот едва держался, чтобы не спустить курок прямо сейчас. Вспомнил их знакомство, её слова любви и произнёс:
— Ирма, я хочу поговорить.
— Говори. Мне идёт это платье? Или лучше предыдущее?
Скользкая улыбка в его сторону вызвала прилив ревности и отвращения.
— Ты так стараешься для подруги? — не удержался Григорий. — Или для кого-то другого?
— Гриш, ты что, ревнуешь?
— А есть повод?
Она перестала рассматривать своё отражение и повернулась к мужу:
— У меня сегодня прекрасное настроение. Не порти.
— Я порчу? — подошёл вплотную. — А не ты ли это начала?
— Начала что? Я не понимаю!
— Строишь из себя невинность?
Ирма испугалась. Агнецкий был взбешён, а она совершенно не понимала причины.
— Какие-то проблемы на работе? Почему ты на взводе, любимый?
— Вспомнила о любви?! — его глаза сверкали яростью. — А больше ни о чём вспомнить не хочешь?
— Да что такое? Не кричи на меня!
— Какой сегодня день, Ирма?
— Хороший, — неуверенно улыбнулась. — Рядом с тобой все дни хорошие.
— Прекрати! — поднял руку.
— Ты меня ударишь? — Ирма удивилась. Муж никогда на неё не замахивался. Ещё и по этой причине из всех завидных женихов она остановила своё внимание именно на нём. Таким мягкотелым мужчиной было легко манипулировать. В их союзе вела она, хотя он думал иначе.
Григорий опустил руку, тяжело выдохнул. Лоб собрался в морщины.
— Я даю тебе шанс, — сказал сухо, скрывая боль. — Сейчас ты бросишь его и вернёшься ко мне. Если откажешься… я тебя убью.
Ирма попятилась, натолкнулась на тумбочку. В голове не укладывалось откуда муж мог узнать о любовнике? Она же была осторожна! Где прокололась?
— Ирма… Больше шансов не будет.
— Гриш, давай спокойно поговорим. Это какая-то ошибка.
— Сегодня мой день рождения! — гаркнул Агнецкий. — Сделай подарок, не лги!
Ирма растерялась. Таким её муж ещё не был.
— У тебя есть пять минут, — Григорий пошёл в другую комнату, взял пистолет.
— Что ты собираешься делать, Гриш?
— Убить тебя, — прозвучало из комнаты. Слова прилетели с лёгкостью, от которой Агнецкой стало плохо.
— Подожди! Давай поговорим! Ты что-то напутал! Да и как ты можешь меня убить, я же твоя жена!
— Я убью тебя, а потом найду любовника и пристрелю его! Думала сделать из меня дурака? Не выйдет! Я не стану ждать вашего свидания! Убью тебя прямо сейчас! — налетел на неё ураганом, бросил на пол. Сам получил удар, но не обратил внимание на боль. — Назови его имя! Живо! — приставил дуло к её виску, свободной рукой схватил за горло. — И не смей ломать комедию! Мне надоело твоё враньё!
— Гриша! Гришенька! Не надо! Я люблю тебя!
Он готов был выстрелить. Он даже хотел этого. И непременно нажал бы курок. Он ничего не соображал. Но прозвучал звонок в домофон, и сознание вернулось. Понимание происходящего прошлось волной по нервам, затрясло руки, разжало пальцы, сжимавшие пистолет.
— Гриша… Гришенька… — продолжала мямлить Ирма.
Агнецкий поднялся и пошёл к домофону.
— Полиция? — переспросила удивлённо. Неужели соседи услышали их ссору и так быстро отреагировали? Сердце тревожно сжалось. Нельзя было Агнецкому попадать в отделение. Это могло привлечь интерес и к ней.
