Положив его рядом с моей чашкой, Борис присел напротив. Не спеша отвечать, смотрел на меня, и я снова не до конца понимала, что он пытается высмотреть. Дожидаться каких-либо слов я не стала. Отпила глоток кофе и отодвинула чашку в сторону. Коснулась переплёта. В правом нижнем уголке были выдавлены инициалы, кожа казалась мягкой, почти бархатистой и тёплой.
Мне вдруг стало страшно. Появилось ощущение, что передо мной не альбом со снимками, а ящик Пандоры.
— Если не уверена, что тебе это действительно нужно, не стоит начинать, — заметив мою нерешительность, выговорил Борис.
Он всегда видел людей насквозь. Даже тех, с кем не общался тесно. Помню, как однажды он приехал в пансионат. Было время завтрака, и мы сидели за общим столом, негромко переговариваясь между собой, потому что откровенно болтать во время еды было не позволено. Вошёл Борис неожиданно, коротко поздоровался с воспитательницей и присел на свободное место, распорядившись перед этим, чтобы ему подали то же, что было приготовлено для нас. Овсяная каша, хлеб с ломтиком твёрдого сыра, травяной чай… Воспитательница замешкалась всего на секунду, однако этого было достаточно. Молча он поднялся и приказал проводить его в кухню. Что именно было дальше, точно я не знаю. Но ни двух воспитательниц, отвечающих за порядок на кухне, ни прежнюю повариху я больше в пансионате не видела, только уже на следующий день поданная нам каша пахла свежим молоком, а лежащий на свежем ржаном хлебе кусочек сыра стал чуть ли не в два раза больше.
Только на этот раз Борис ошибся. Моя нерешительность никак не была связана с уверенностью, хочу я знать или нет. Примитивный страх. Страх и… Я боялась не справиться – с чувствами, с тем, что могла узнать, потому что даже справиться с тем, что рассказал мне Алекс о Стэлле, было тяжело. Как бы хорошо ни знал меня Борис, слабой я перед ним быть не хотела. Сейчас, так тем более.
— Уверена, — вскинула я голову перед тем, как перевернуть страницу обложки. Уловила во взгляде Бориса удовлетворение и запоздало поняла, что слова его были ничем иным, как брошенным мне вызовом.
Но всколыхнувшаяся было внутри злость сменилась другим, куда более сильным чувством, когда на первой же странице я увидела снимок. Трое мужчин и одна женщина, запечатлённые на фоне дома…
— Это… — просипела неожиданно севшим голосом.
Даже если бы дом мне был незнаком, я бы всё равно поняла. Узнала бы в одном из смотрящих на меня с фотографии мужчин человека, давшего мне жизнь.
— Да, Ева, — подтвердил он, — это твои родители.
Сглотнув мешающий дышать комок, я опустила голову, рассматривая фотографию. До этого дня я бежала от прошлого, от встречи с ним, пусть даже несколько раз вбивала в поисковой строке браузера имя отца. Но фотографии родителей, которые мне удалось найти, были… Безликими. Я видела схожие со своими черты, но за этим как будто бы ничего не скрывалось. Ни прошлого, ни меня самой.
— Здесь твоему отцу около тридцати, — ворвался в мои мысли негромкий голос Бориса. – Как тебе уже известно, я был знаком с твоими родителями.
Я перевернула страницу. Продолжение истории… Словно ожившие мужчина и женщина, благодаря которым я была и которых я никогда не знала, сидели на ступенях беседки. Не той, которую Алекс подарил Стэлле, а её сестры близняшки, оставшейся жить лишь на страницах альбома. Лето… Бокал вина в тонких пальцах…Тогда как я была похожа на отца, Стэлла взяла многое от матери. Цвет глаз, волосы…
Едва сдерживая подступившие к горлу слёзы, я облизнула пересохшие губы.
— Это было отличное лето, — вновь заговорил Борис. – Помимо остальных достоинств, у твоего отца было одно, делающее его незаменимым в любой компании.
Мрачный, обращённый в прошлое смешок вынудил меня рассеянно посмотреть на мужчину, так неожиданно протянувшего для меня мостик через время, отделяющее настоящее от прошлого.
Я приоткрыла губы, желая что-нибудь сказать, но поняла, что говорить не могу. Слова застряли в горле даже не вопросами – оцепенением. Глаза были сухими, слёзы как будто бы переплелись с невысказанным, и теперь разъедали меня солью изнутри.
— Какое? – всё-таки выдавила я.
— Он отлично жарил шашлыки, — ещё одна усмешка. Взгляд Бориса потемнел, черты лица ожесточились. Он кивком велел мне продолжать, сам же опять заговорил: — Мы познакомились, когда он только начинал свой путь в политике. Амбициозный, честолюбивый чёрт… Он всегда был упрямым, Ева. Упрямым и до предела принципиальным.
— Вы… Вы были друзьями? – мне с трудом верилось, что всё может быть именно так. Смотрела на снимки, видела на них совсем ещё молодого Бориса и не могла поверить, что это та самая реальность, которая когда-то существовала так же, как существовало сейчас это утро.
— Вряд ли это можно назвать дружбой, — взяв чашку с кофе, Борис поднялся. Подошёл к деревянному ограждению, отделяющему веранду от сада. – Есть люди, Ева, повернуться спиной к которым не страшно, будь ты им другом или врагом. Твой отец был именно таким человеком. Друзьями мы не были, скорее хорошими знакомыми. Сложись всё иначе, как знать… — лёгкий кивок головой. – Н-да… Как знать, возможно, мы бы действительно стали друзьями. Но я благодарен судьбе за то, что был знаком с Эдуардом и его женой.
— Мой отец не был лицемером, верно? – вопрос прозвучал глупо и неуместно, в голосе послышались слёзы. Я криво усмехнулась, сама не зная, что означает эта усмешка.
Борис, не отвечая, привалился к ограде и пил кофе. Не был, это я знала и без подтверждений. Перевернула ещё один листок и встретилась взглядом с совсем молоденькой, чем-то напоминающей мне саму девушкой. На руках она держала ребёнка. Кончик одеяльца свисал вниз, ладонь лежала на ткани. Стена за её спиной…
— Кто это? – неожиданно поняв, что снимок сделан в пансионате, я резко повернулась к Борису. Ни разу сестра не говорила мне, что у нас есть ещё какие-то родственники. Но эта девушка…
— Кто это, Борис? – спросила я настойчивее.
— Достань фотографию, — приказал он. Именно приказал, никак не иначе.
С того места, где он стоял, вряд ли можно было видеть альбом, но он точно знал, о каком снимке я говорю. Альбом был не просто ящиком Пандоры. Это был ящик даже не с двойным дном – одно дно сменяло другое, обрушивая на меня мою собственную жизнь, и конца этому видно не было. Я потянула было карточку. Остановилась и потянула снова.
— Переверни, — услышала за своей спиной. На плечо опустилась тяжёлая твёрдая рука. Я покорно перевернула фотографию тыльной стороной и тут же увидела буквы, выведенные ровным, с лёгким наклоном почерком.
— Камилла и Ева… — прочитала, чуть шевеля губами и только услышав собственный шёпот, поняла, что сделала это вслух. Подняла голову, с вопросом глядя на Бориса.
— Эта девушка, можно сказать, выходила тебя. Ты и она… вы стали первыми.
— Первыми где? — вопросов было всё больше.
— В пансионате, Ева. – Он вернулся на своё место. – С вас всё и началось.
