— Оба-на! Кто к нам пожаловал, — скалится рыжий, глядя куда-то мне за плечо. Сквозь шелест листвы и грохот собственного сердца слышу шуршание шин — черная рухлядь с заляпанными номерами паркуется возле забора детской площадки, и, выпуская в душную ночь тихие басы, наружу выбирается какой-то парень.
Первая мысль — спасение!!!
Но потом до меня доходит, что это не спасение…
Это четвертый.
Глава 2
Я не вижу его лица — оно скрыто надвинутым до самых глаз капюшоном, руки спрятаны в карманы толстовки. С виду — обычный парень, но его походка, размах плеч, еще что-то неуловимое на уровне инстинкта подсказывает, что дело дрянь.
Не рыжего — вот кого стоит бояться.
Кошусь на Маринку — на ее миловидном лице печать вселенского ужаса.
Как и на моем.
Нас двое. Их четверо. И кто знает, сколько их там еще на этой даче…
Вырваться бы, но рыжий держит крепко. Для него — для них всех — это просто игра, пьяное развлечение. Для нас с Маринкой — полный крах.
Конечно, когда мой отец обо всем узнает, он их с лица земли сотрет, но только когда он узнает, и не будет ли потом слишком поздно…
— Что за сходняк? — от низкого голоса присоединившегося вдоль позвоночника ползут мурашки ужаса.
— Да вот, мясо надыбали. На шашлыки собрались, — просвещает рыжий, и дружки снова хрипло ржут.
— Да ты уже готов, мясоед. Тебе бы проспаться, — в голосе ухмылка. — Жи́жа, — оборачивается, — а ты чего ржешь? Опять гашеный за руль сел? Хочешь, чтобы тебя снова по кускам всем миром собирали?
— Да я чистый, отвечаю!
— Вижу я, какой ты чистый.
— Кнут, не борзей. Здесь же дамы, — пресекает рыжий, улыбка киснет. Конечно, кому приятно, когда роняют его «авторитет».
Долю секунды я зло ликую, но только лишь долю секунды, потом до меня доходит, Как он его назвал.
Кнут?
Тот самый Кнут?!
— Короче, шашлыки отменяются. Девчонкам спать пора. Да и мне не мешало бы — двое суток уже. Расходимся, — кивает «спаситель» на свои четырехколесные дрова, намереваясь уйти.
— Э, стопэ́, брат, на разговор, — тормозит его рыжий и подтягивает нас с Маринкой к разрисованной облезыми ромашками лавочке. — Сейчас, кое-что перетрем. Жужа, развлеки.
Отходит с вновь прибывшим чуть поодаль и о чем-то тихо «перетирают».
Маринка жмется ко мне, глядя волком на нашего нового «сторожа» с дебильной кличкой. Тот с отсутствующим видом копается в телефоне, потеряв к нам всяческий интерес.
— Ты тоже слышала? Это Кнут! — шепчет.
— Думаешь, тот самый? — отвечаю ей в тон.
— А какой еще! Ты знаешь другого Кнута?
— Нет, но мало ли…
— Да точно тебе говорю — он. Вон, здоровый какой… — кусает губу, разглядывая парня в толстовке. — Трындец нам, Машка. Мы в заднице.
И к сожалению она не преувеличивает.
Наверное, в каждом не слишком большом городе есть человек, чье имя, особенно в кругу молодежи, вселяет первобытный страх. О его дерзких выходках слагают легенды, мамы предостерегают своих дочек держаться от него как можно дальше.
Обязательно есть те, кто знает пацана, который знает пацана, который своими глазами видел, как этот великий и ужасный голыми руками свернул кому-то шею.
Для него не писан закон, плевать он хотел на правоохранительные органы, нормы и общепринятую мораль. По слухам, он закачивает в себя всякую дрянь и бьет морды всем без разбора.
В нашем городке это Кнут. Беспредельщик, каких поискать. Наглухо отбитый на всю голову подонок.
Когда-то давно, лет шесть назад, этот отброс общества учился в вечерней школе моего района, и я настолько боялась как-нибудь ненароком с ним столкнуться, что обходила красное кирпичное здание десятой дорогой.
Никогда не забуду, как однажды все-таки его встретила…
Маринка в тот день заболела и осталась дома, поэтому я пошла в гимназию одна, и по пути встретила Его — он шел навстречу. Бледный, взъерошенный, с дикими стеклянными глазами, а из левой ноздри тонкой струйкой вытекала кровь.
Помню, что вместо того, чтобы побежать, замедлила шаг, ноги буквально приросли к асфальту. По куполу зонта барабанил дождь, а я стояла и смотрела, как этот ублюдок словно бездушный робот просто чешет под страшным ливнем, будто совершая променад. Я никогда не видела его раньше так близко и пришла в дикий ужас, а когда он проходил мимо и вовсе едва не рухнула в обморок.
Я боялась, что он обязательно сделает мне что-нибудь плохое — это же двинутый Кнут! Но он всего лишь перевел на меня ненормальный взгляд и, собрав губами кровь… подмигнул.
Тогда он держал в страхе весь район. Он держал в страхе меня. Это бледное окровавленное лицо еще долго являлось мне в кошмарах.
Дура Маринка узнав об этой встрече, страшно мне завидовала. Десять раз попросила пересказать, как именно все произошло.
Тогда она была очарована им, хоть никогда в жизни с ним не сталкивалась. Его дикие выходки она считала креативностью, а отсутствие мозга — перчинкой.
— Да он крутой, Маш, ты чего! Безбашенный, да, но зато наверняка с ним точно не соскучишься. И по роже за тебя любому даст. А какой красавчик, мм!
Красавчик? Не увидела в нем ничего красивого! Эти пустые глаза, острые скулы, кровь…
— А еще я слышала, что у него есть татуировка, — Маринка выразительно посмотрела вниз и хихикнула. — ТАМ! Прикинь?
Черт знает почему, но глядя сейчас на этого верзилу в капюшоне я почему-то вспомнила о том дурацком разговоре миллион лет назад.
С тех пор утекло много воды — мы повзрослели, закончили школу, поступили в универ, поумнели… А Кнут, по ходу, так и остался безбашенным беспредельщиком. И по жестокой иронии судьбы моя жизнь сейчас зависит именно от него…
Глава 3
— Слышала как Кнут его назвал? — кивает Маринка на нашего охранника. — Жижа. Ну, не Жу́жа, а… Прикол, да?
Ржет. Очень смешно! Просто обхохочешься.
Кое-кто совсем недавно обозвал нас мясом, недвусмысленно намекнул об оргии, а она веселится. Нет, поумнели мы с Маринкой не обе, у одной из нас до сих пор в одном месте детство.
Стараясь сильно не светиться, кошусь на переговорщиков: рыжий явно психует — жестикулирует, сплевывает на асфальт и выражается крайне крепко. Кнут же, напротив, словно святое изваяние: сложив руки на груди перемещает вес тела с носка на пятку и вообще выглядит так, словно ему плевать на то, что там щебечет собеседник.
Кажется, он точно не собирается ни на какую дачу и это вселяет зерно робкой надежды, что от нас просто отстанут. Боже, да я готова на что угодно, лишь бы они свалили и оставили нас в покое!
