От чего-то даже стало смешно — знал бы мой отец, с кем я провожу время, его бы точно инфаркт стукнул.
— Привет, — слышу за спиной и, обернувшись, вижу то, что увидеть никак не ожидала…
Глава 21
Напротив меня молодой парень… в инвалидной коляске.
И сразу стрелой мысль — как сильно они похожи с братом, словно близнецы! И тут же следующая — почему… как… за что…
Такой же такой молодой… И такой красивый.
— Привет, — смущенно протягиваю руку.
Андрей (а то, что это брат Кнута нет ни малейших сомнений) жмет мою ладонь на удивление крепко, и несколько секунд смотрит, словно изучая, а потом выносит вердикт:
— Ну, теперь все понятно.
— Прости, понятно что?
— Почему Пашка на тебя запал, ты реально красотка.
О, Боже, час от часу не легче! Это что прикол у них такой семейный — смущать гостей?!
— Я все слышу! — улыбается приближающаяся к нам Лера с подносом фруктов в руках. Быстро чмокнув Андрея в макушку, слегка неуклюже топает мимо. И ничего больше — ни сцен ревности, ни косых взглядов в мою сторону. Удивительная девушка. Такая хрупкая и такая сильная одновременно. Наверняка это сложно, ну… будущий отец инвалид, она беременна…
Почему он в кресле? Что произошло?
Спрашивать, конечно, я не имею никакого права — ну кто я им такая.
Когда солнечные лучи окончательно скрылись за кронами плодовых деревьев, погрузив двор с приятные голубые сумерки, начали стекаться гости. И нет, это были не рыжий с его мерзкой компанией, а какие-то совершенно обычные ребята, имен которых я, конечно, не запомнила. Они по-дружески хлопали Кнута по спине, перекидывались шутками и вообще вели себя так, словно они все здесь друзья, хотя я бы голову дала на отсечение, что у такого человека как Кнут таких друзей быть просто не может!
Таких… нормальных.
Здесь даже никто не зовет его Кнутом, словно они вообще не подозревают, кто он такой. Кругом царит атмосфера уюта и настоящего праздника. Здесь нет модного диджея, светомузыки, развлекательной программы, но улыбки окружающих людей, их смех — заряжают. Незаметно для самой себя расслабилась и я: простая, но вкусная еда, немного красного вина — и я обмякла в старом плетеном кресле, и если бы не фигура парня напротив… С тех пор, как мы приехали, нам было не до разговоров, но я постоянно чувствовала на себе его взгляд и почему-то терялась, не зная, как себя повести.
В голове роилась масса вопросов, и самый главный из них — какой он настоящий? Кнут — обдолбанный придурок без царя в голове или Паша — душа компании?
И его брат… Почему-то я никак не могла выбросить из головы мысль и о нем тоже. Наверняка что-то произошло, от чего он стал таким. Может, какой-то несчастный случай…
— Похожи они, да? — отвлекает меня от раздумий голос Леры.
Оборачиваюсь на конопатую: она сидит рядом, поглаживая одной рукой дремлющего на коленях кота, а другой обнимая свой круглый живот.
— Ну, Пашка и Андрей, — кивает на сборище у крыльца.
Бросаю взгляд на парней: Кнут, подперев плечом рассохшиеся доски веранды, внимательно слушает брата, который, действительно, практически как две капли.
— Они близнецы?
— Нет, погодки, Паша на год старше. Но все думают, что близнецы. Я тоже так сначала думала.
Мнусь, не решаясь задать волнующий вопрос, но Лера сама все понимает.
— Когда мы познакомились, Андрей был личного транспорта, на своих двоих, как и все, — в ее голосе нет иронии или злого юмора, скорее она говорит это с теплой тоской. — Нам по пятнадцать было, мотались мы с ним где только можно, конечно: палатка, спальный мешок, гитара за спину… Родителей у меня нет, я с полуслепой бабкой жила — положу пару подушек под одеяло и на всю ночь, — хохочет. — Андрею вообще не перед кем отчитываться было.
— То есть, как это? — прерываю. — А их родители?
Лера, прищурив глаза, изучает меня любопытным взглядом.
— Тебе Пашка вообще, что ли, ничего о себе не рассказывал?
— Нет… — от чего-то тушуюсь, — мы вообще с ним мало знакомы.
— Не знаю, могу ли тогда я рассказать… Пашка не любит это все выносить. Да даже вспоминать.
Перекладывает кота на другое колено. Мурзик пару секунд топчется, а затем, оглушительно тарахтя, снова сворачивается уютным клубком.
— В общем, — решается, чуть понизив тон, — их мама рано умерла — заболела. Отец… не мог их воспитывать, были на то свои причины. Если Пашка захочет, он сам расскажет. Опеку над ними вызвалась взять тетка — сестра матери, но на деле ежемесячно снимала сумму от государства, в свой карман, разумеется, а мальчишкам кидала жалкие подачки, которых едва на хлеб и макароны хватало. Им тогда всего ничего было — двенадцать и тринадцать, конечно, работать полный день они не могли, кто ж их возьмет, но они умудрялись подрабатывать: ящики на рынке помогали грузить, газеты разносили. Так, по мелочи.
— Они здесь жили? В этом доме? — окидываю взглядом, что уж — крайне простенькое жилище.
— Нет, в городе. В родительской квартире. Тетка с ними для отвода глаз вроде как жила, но на деле практически все время в деревне находилась. Приезжала пару раз в неделю для вида — кастрюлю щей сварит и долг вроде как выполнила, никто особо не проверял. Так что, как ты понимаешь, пацаны сами себе были предоставлены. Ну и, конечно, ввязывались то в одно, то в другое… дураки, — машет рукой и продолжать явно больше не намерена.
А мне очень-очень интересно!
Смотрю на нее выжидающим и самым своим располагающим взглядом, и это срабатывает.
— Ладно, думаю, ты все равно скоро узнаешь, — стрельнув взглядом на парней, которые заняты своим чисто мужским разговором, продолжает еще тише: — Пашка мальцом совсем дурной был, чуть что — дрался, и так, знаешь, не на жизнь, а на смерть. Один мальчик из соседнего дома, из богатеньких, вечно его доставал, унижал всячески, клички дурацкие придумывал. Как-то обозвал их мать плохим словом, и Пашка его хорошо так побил. Тощий был как велосипед, доходяга, толком недоедал, а сильный был, как бык. Хотя и сейчас тот еще… — тепло улыбается, почесывая кота за ушком, а потом мрачнеет: — Тогда родители этого пацана заявление на него написали, тетка потом по детским комнатам милиции моталась, слезно просила простить сироту. Конечно, если бы Пашку в интернат для трудных детей отправили, она бы половины суммы лишилась. А он никогда не был трудным в том смысле, которое вкладывают в это слово. Да, дрался, но всегда только за дело. Ну и дебоширил, конечно, не без этого, правда, больше для устрашения. Иначе авторитета у местных было просто не добиться. А ему было нужно, чтобы его боялись. Он понимал, что иначе их с Андреем затравят и им не выжить.
— Андрей так же выбивал авторитет кулаками?
