Губы кривятся и слезы против воли льются единым потоком. Отец поднимается и прижимает мою голову к своей груди. Покачивает, как успокаивал в детстве.
— Тш-ш. Тихо, ну, ты чего? Ничего же еще не произошло такого ужасного! Да, оступилась, молодая, бывает. Но все еще можно исправить. Вы с ним… у вас что-то было?
— Папа! — возмущаюсь, вытирая ребром ладони сырость под носом. — Тебя это все вот совершенно не касается!
— Ты же не беременна?
— Прекрати!
— Так да или нет?
— Да не беременна я! — громко всхлипываю.
Слышу нескрываемый вздох облегчения.
— Все будет нормально, Мань, вот увидишь, — гладит по голове. — Ты прости, что я тебя ударил. Просто когда узнал… Нервы ни к черту. Будут у тебя свои дети — поймешь. Я же тебе только добра желаю, живу только ради тебя. Этот Кнутов… Это ведь я отца его засадил, очевидно же, что он на тебе элементарно отыгрывается, чтобы мне отомстить. Грозился ведь когда-то, что превратит мою жизнь в ад. Вот, почти осуществил.
Чувствую, как снова бледнею. Я еще не успела отойти от правды об изнасиловании и тут это! Я даже не думала о нем в этом ключе. Совсем не думала!
Но если предположить эту версию, то многое стало бы сразу понятным. Появлялся везде так «вовремя». Проходу ведь не давал! Давил на болевые точки, намеренно в себя влюбляя.
Но… это же Пашка. Безбашенный Кнут! Он так целовал меня… по-настоящему. Не целуют так, когда хотят навредить. А наши ночи… Нет, не мог он так со мной поступить!
А подсознание настойчиво шепчет: мог! Ты же его так мало знаешь. Настоящий он там, в этой папке, а то, что он тебе рассказывал… всего лишь слова.
— Он, наверное, тебе совсем другое наплел, — словно читает мои мысли отец. — Наверное, и про брата слезливую сказку сочинил, и про родителей. И себя, конечно, выгородить не забыл. Наверняка говорил, что это он от насилия девушку спасал. Тот еще актер. Даже некоторые наши бывалые велись на его честные глаза. Татьяна Андреевна, дознаватель наша, блинчики с пирожками ему в СИЗО таскала — жалко парня. Такие, как он, крысята, по природе своей умеют изворачиваться, жизнь научила юлить. Такой бы талант да в мирное русло.
Все. Не могу это больше слушать.
— Я пойду, пап, — говорю таким слабым голосом, словно только-только перенесла тяжелую болезнь. Пошатываясь, встаю, сбивая углы плетусь в свою комнату и пластом падаю на неразобранную кровать.
Сегодня я была такой окрыленной… Меня терзали сотни вопросов, сомнений, но я все равно была счастлива рядом с ним. Счастлива! Каждый долбаный день рядом с ним был похож на фейерверк. А что мне делать теперь? Как жить с этой новой правдой?
Насильник. Жестокий на расправу ублюдок. Лжец. Наркоман.
Убийца?
Почему я поверила всему, что он мне говорил? Я сомневалась, да, но скорее для «галочки». На самом деле я ему верила! Полностью. Каждому его слову! А все это наверняка было продуманным до мелочей планом мести моему отцу.
Я — как орудие расправы? Изощренный способ, ничего не скажешь. Хитрый. И неимоверно циничный — спать с той, которая неприятна, ради того, чтобы насолить человеку, который посадил твоего убийцу-отца.
Интересно, каков был его план? Выпотрошить меня морально и потом кинуть? Оставить беременной? Подсадить на наркоту, чтобы я сторчалась и сдохла?
А может, он хотел меня подставить по-крупному, чтобы я тоже села?
Или вовсе хотел убить?
Что творилось в его отбитой башке?! Этого я не узнаю. Я и в своей-то что творится не разберусь.
С сумке жужжит телефон, я знаю, что это он. Но я не буду читать его сообщение. Утром я проснусь и снесу к чертям собачьим его номер из телефонной книги. И наплевать, что я знаю его наизусть.
Больше я никогда ему не позвоню. Никогда не сяду в его машину. Больше никогда не почувствую тепло его рук и не услышу совершенно дурацких шуток.
Никогда.
Какое страшное слово. Безнадежное.
Никогда.
Уродливый стебелек щиплет и жжет, напоминает о себе. Поднимаю руку и смотрю на залепленное пленкой запястье.
Вот и все, что у меня осталось после тебя, Кнут.
Вот и все.
Глава 32
Вот так этот криминальный отброс общества неожиданно стал для меня всем.
Так прошел один день без него, затем второй. Дверной звонок я тоже отключила, потому что понимала, что рано или поздно он придет за ответами. Ведь он не завершил свой грандиозный план мести, рыбка неожиданно сорвалась с крючка и, конечно, вряд ли ему это понравилось.
А был ли он, этот план мести?
Был.
Был!
ОН БЫЛ!
Он все это время врал мне. Человек, который пытался изнасиловать женщину априори не может быть нормальным. Не может! Точка! И нет ни единого оправдания данному поступку.
Да, возможно, мне стоило поговорить с ним, задать этот вопрос лично… Хотя какой ответ бы я получила? Честный? Вряд ли. Никто и никогда не признается в подобном. Если бы он ответил «да» — я бы ушла от него. «Нет» — тоже ушла, потому что так и не смогла бы задушить червяка сомнений: «а вдруг все-таки…». Дыма без огня не бывает.
— Мань, — осторожный стук в дверь, — тебе Кирилл трижды звонил, а еще Марина. Может, ответишь им? Они волнуются, а я даже не знаю, что им сказать.
— Скажи им, что я повесилась.
— Мария! — снова стук, более громкий, дергает ручку, но тщетно — я закрылась изнутри. — Ты это брось! Мне уходить скоро надо, скажи, что ты пошутила!
— Да пошутила я. У меня же нет здесь веревки, — и тише: — Зато есть окно.
— Вот меня ты точно в могилу сведешь! Вылезай оттуда, лето на дворе. Погуляй. Нечего в четырех стенах киснуть! Ну хочешь, на дачу завтра съездим? Плюну на работу и рванем. Свежий воздух, речка. Тебе же нравится.
— Иди, пап, все у меня о'кей, — бросаю, глядя в одну точку на однотонном белом потолке. — Ничего я с собой не сделаю, я же не ненормальная.
В отличие от…
Слышу, как отец вздыхает по ту сторону двери, а затем уходит.
Мне жаль его, но я не могу прекратить мысленно его обвинять. Ведь это все из-за него! Это все он со своей непрошенной правдой. Мне было так хорошо жить в слепом неведении. По крайней мере я могла быть с ним, трогать, целовать…
Видит Бог, лучше бы он меня убил, чем вот так.
Закрываю глаза и отворачиваюсь лицом к стене, ковыряю ногтем отрошедший край обоины и чувствую, как слипаются отяжелевшие веки.
Неожиданно ощущаю на своей щеке его ладонь. А то, что это его рука я узнаю́ безошибочно. Он гладит мою кожу, проводит большим пальцем по губам и мне так приятен этот фантастический сон.
