Что несет этот поехавший? Какого черта!
Отхожу в самый дальний угол ванной и едва слышно шепчу:
— Во-первых, ты понятия не имеешь, где я сейчас нахожусь, а во-вторых… держись от меня подальше. Так будет лучше для тебя же.
— Меня заводят угрозы, а от красивых женщин — особенно, — в голосе нет ни злости, ни пафоса, он словно… играет со мной. Забавляется.
Ни говоря больше ни слова сбрасываю вызов, в ужасе уставившись на свое отражение в дверце душевой кабинки.
Все происходящее сейчас настолько идет вразрез с тем, к чему я привыкла, что до сих пор кажется, что это какой-то дурацкий розыгрыш.
Он что, смертник?
Раз он такой «умный», то наверняка в курсе, чья я дочь. С его послужным списком «достижений» ему следует избегать меня, как огня. Раз дожил до своих лет, значит, инстинкт самосохранения отбит не до конца, должен же понимать.
Тогда какого дьявола он творит? Чего добивается? Мне стоит просто один раз намекнуть отцу и он мигом найдет, за что его закрыть. А зная моего папу, тот не поскупится на количество статей, у него на отморозков типа Кнута врожденная непереносимость.
Папа рос в криминальном районе на окраине города, да еще и в очень малообеспеченной семье, поэтому успел повидать всякого. Он и на юридический потом поступил исключительно потому, что задался целью очистить город от разного рода отбросов.
И тут самый «жирный» куш сам просится в руки!
Или он, правда, наглухо пришибленный или…
— Ма-аш, ты чего там? Мы с мамой волнуемся, — скребется в дверь Кирилл. — У тебя все нормально?
— Да, я уже выхожу, — прячу телефон и, брызнув в лицо пару ледяных капель, поворачиваю замок.
Никуда он не приедет, это же очевидно. Ну не совсем же он дурак, в конце концов.
Глава 11
— Красивый трек, правда?
— Да, классный.
Кирилл на чистом английском тянет строчку, а потом шутливо толкает меня кровать, нависая сверху.
— Эй, что ты делаешь? А если войдет мама?
— Не войдет, — мягко касается губами моих губ.
Поцелуи Кирилла как и он сам — утонченные, деликатные. Мне нравится с ним целоваться, но лежать вот так пусть даже на застеленной кровати и в одежде — не слишком воодушевляет. Потому что за те пятнадцать минут, что мы находимся в его комнате, тетя Таня успела войти дважды. И оба раза без стука.
И такое происходит не впервые. Вообще создалось ощущение, что она как будто хочет застукать нас на «горяченьком». Маринка смеется, что она просто желает воочию убедиться, что ее взрослый сын уже не девственник.
— Он не распакованный, говорю тебе. Будете открывать для себя новые горизонты одновременно.
У Маринки было уже два парня «в том самом смысле» и поэтому она считает себя гуру в любовных отношениях. Мне же, признаться, все равно, был ли у Кирилла кто-то до меня. Будет немного странно, если нет — Кир видный парень, неужели у него никогда ни с кем… С другой стороны, он всегда много времени уделял учебе, да и по природе своей немного застенчив. Так что ничего нельзя исключать.
А вообще, ну ее, эту Маринку, это же даже, наверное, хорошо, если у Кира еще никого не было. Я вот тоже «никогда и ни с кем» — и не стыжусь.
— Ты какая-то напряженная. Хочешь, закрою дверь на замок? — выдыхает Кирилл в мое ухо, и я отрицательно машу головой.
— Зачем? Мы же не делаем ничего предосудительного.
— Ну, пока да…
Парней, с которыми я целовалась было не слишком много, но скудного опыта хватает для того, чтобы заподозрить, что все-таки Маринка, скорее всего, недалека от истины. Он слишком часто дышит, вспотел, хаотично шарит руками по моим бедрам, не вызывая тем самым желание, а даже немного раздражая.
Под весом его тела тяжело, жарко, еще он переборщил с чесночными бутербродами. Короче, как-то это все…
— Кирилл, подожди, — пытаюсь увернуться. — Эй, полегче. Все-таки родители дома.
— Завтра два с половиной месяца уже как мы вместе, Маш. Я тебя люблю, ты же знаешь.
— Два с половиной месяца — это не так много, Кир. Куда спешить, — умудряюсь-таки все-таки из-под него выбраться.
Сажусь на край кровати, расправляя руками смятую юбку.
— Да и вообще, все должно быть не так. Сейчас даже не ночь, мама с папой за стенкой. И где мои лепестки роз? — пытаюсь все свести на шутку, но он, похоже, шутить не настроен.
— Я на тебя не давлю и не буду никогда давить, ты же знаешь. Но я для себя уже четко все решил, — глаза загораются. — Ну хочешь, я тебе предложение сделаю? Хочешь? Прямо сейчас!
— Боже, Кочетков, это на тебя так весна действует? — улыбаюсь, испуганно вопя про себя: «не хочу!». — Ты прямо как с цепи сорвался.
— Ну мало ли… Надо торопиться, а то вдруг уведут.
— Что-то не вижу толпы желающих.
— А Крюк этот?
Вспыхиваю.
— Если это шутка, то не смешная, — как же горят скулы. — И вообще… ему Маринка же нравится, забыл?
— Но на разговор он вызвал почему-то тебя.
— Ты что, реально думаешь, что я бы с ним?..
— Да шучу я, конечно, — Кирилл расплывается в улыбке и звонко целует меня в щеку. — Даже если бы ты ему и понравилась, ты бы в жизни с таким отбросом не связалась.
— Разумеется! Только… не Крюк, а Кнут.
— Делать мне больше нечего, как погоняло какого-то сторчавшегося придурка запоминать. Странно, что ты его помнишь, — брезгливо морщится Кир, а затем поднимается. Чистенький, холеный, в строгих брючках и фиалковой рубашке застегнутой на все пуговицы. — Давай Паоло Пеллегрино послушаем?
Киваю, ощущая, как изменилась атмосфера между нами. Стала какой-то напряженной. Или мне это только кажется…
Зачем он вообще этого Кнута вспомнил! И что за прозвище такое дурацкое — Кнут?
Меня воротит от него. А глаза так вообще вселяют дикий ужас! Прозрачные какие-то, как у зомби. Абсолютно дурные.
Жужжание телефона вырывает из размышлений подобно выстрелу. Подскакиваю к письменному столу быстрее, чем на экран успевает взглянуть Кир.
Не знаю, почему я так торопилась. Словно почувствовала что-то.
А может, подсознание дало сигнал, что полчаса отмеренные Кнутом истекли.
«Я у подъезда. Выходи»
Стреляю быстрым взглядом на Кира — он ковыряется в открытом на компе плейлисте, выбирая новый трек.
«Разворачивайся и уезжай. И вообще, я не дома»
И тут же приходит моментальное:
«Я знаю»
— Кто там? — кивает Кирилл на мой телефон, и я едва не роняю его от неожиданности.
