Удалось задремать. Жара почти не проникала сквозь толстые стены, температура в комнате была комфортной.
Снова заворочались засовы. Амбал подал голос:
— Тебя ждут.
Да, меня ждали, припасли для меня нечто интересное: в подвале, где старик хранил колбы с головами, скованный кандалами, сидел человек, весь обросший, грязный и изуродованный до неузнаваемости. Увидев меня, он заплакал.
Я скорей догадалась, кто это, чем узнала; подбежала и обняла его. Он всё время бубнил моё имя и выл.
— Захар, Захар, ты слышишь? Что они с тобой сделали?
Он смог говорить не сразу, моё появление стало для него настоящим потрясением, я терпеливо ждала, пока он успокоится.
— Они схватили меня сразу, когда узналось, что ты убила двенадцать охотников. В тот день вход в деревню обнаружили какие-то люди, я говорил с ними, сказал, что собираюсь стрелять чаек… Но я всё равно привлёк к деревне чужаков. Меня пытали, хотели всё узнать… — он снова заплакал. — Я ничего не знал о тебе… Ты оказалась тем самым монстром…
— Я же говорила, что тебе не стоит становиться охотником! О, прости меня… — я снова обняла его и поцеловала в чумазую щёку. — Ты прав, я такое же чудовище, как и человек, заточивший тебя в тюрьму, но я никогда не причинила бы тебе зла.
Он поднял голову и отвернулся от меня. Молодой парень, высохший до костей, испещренный ранами по всему телу.
— Захар, не бойся меня, я твой друг, я постараюсь тебе помочь.
— Они всё равно меня убьют, уходи, оставь меня… — он спрятал лицо в колени.
Я встала, подошла к охраннику, сказала, что мне срочно нужно поговорить с Филином. Похоже, весь мой вид внушал, что если он не исполнит мою просьбу, то тут же отдаст мне свою жизнь. Он связался по рации с напарником, просил прийти.
— Пусть мой друг пока остаётся здесь, дайте ему выпить чистой воды и поесть.
Меня всё-таки проводили в кабинет Филина.
— Поздравляю! Ты утёр мне нос! Это же невинный мальчишка!
— Знаю-знаю, что поделать… Жизнь жестока. Но его пытал не я, я его даже не знаю в лицо, это дело рук его товарищей. Так что ему ещё повезло, — он мило улыбался.
От превращения в волка меня сдерживала только боль в животе и желание помочь Захару. Уверена, дядя торжествовал, когда увидел ярость и ненависть в моих глазах.
Вдруг он начал кашлять. Сначала несильно, потом его лицо налилось кровью, а затем посинело. На платке, которым дядя закрывал рот, я увидела кровяной след. Он привстал, но снова сел. Я подошла и стукнула его по спине, потом ещё и ещё раз. Старик затих.
Охранники всё это время просто наблюдали за происходящим.
— Я знаю, как помочь тебе.
— Мне не нужны твои хитрости.
— У тебя слишком мало времени, чтобы играть в Фому неверующего.
— Я тебя слушаю, — нехотя уступил он.
— Я могу достать траву, которая вылечит тебя. Мне нужно попасть в лес. Сейчас же. Пока ещё светло. Дай машину с водителем. Да, и Захар поедет с нами.
Он махнул рукой, дал приказ двухметровому охраннику, затем мы вышли. Я благодарила небеса за то, что дали мне шанс спасти моего ребёнка.
Нам отвели час на сборы. Мне помогли увести Захара в мою комнату, сняли с него кандалы.
— Надо тебя помыть. Эй, ты как?
— Зачем? Ты всё время меня обманывала! — снова заныл он. — Ты ни за что не оставила бы мужа ради меня!
— Т-с-с-с, молчи, ни слова больше. Ты знаешь правду, но не истину. Идём! Ну, идём же!
Похоже было на то, что ему не давали помыться всё это время. Мне страшно было задумываться о том, что же будет с ним дальше. Изуродованому морально и физически человеку крайне сложно восстановиться, даже если после он попадёт в тепличные условия; психологическая травма всё равно будет напоминать о себе. В одном Филин был прав: Захар не видел его в лицо, и это уже хороший знак.
Воду пришлось сделать еле тёплой, чтобы не раздражать раны. Мягкой мыльной губкой я водила по его спине, плечам и груди, потом он попросил меня выйти.
Двухметровый получил от меня приказ достать чистую мужскую одежду. Он ничего не сказал мне в ответ, но всё по той же рации распорядился, чтобы мой приказ был выполнен. Похоже, меня начали слушать в этом доме. Или это была всего лишь видимость? Со мной любезничали, пока я была полезна.
Бледный Захар, закутанный в полотенце, вышел из ванной. Из еды я могла предложить ему только персик.
— Ешь пока, скоро тебе принесут одежду.
Он стыдливо, но жадно кусал фрукт. Я заметила, что некоторых зубов у него не хватает, а те, что уцелели, стали желто-коричневыми. После того, что ему довелось пережить, очень трудно прийти в норму. На мизинце его правой ноги я заметила начинающуюся гангрену.
— Захар, да у тебя же…
— Я знаю, что это. Мне раздавили мизинец.
Я чувствовала вину за всё происходящее. Эмпатия — то чувство, которого был напрочь или частично лишен Филин.
Парень доел персик.
— Почему ты здесь? Ты живешь в этом доме?
— Да, получается, что так.
— Говорят, те, кто увидел Филина, больше никогда не увидят белый свет…
— Я ещё хочу его увидеть. Не переживай, всё…
Мои слова оборвал стук засовов, в дверь вошла горничная с одеждой в одной руке и обувью в другой.
— Спасибо! Мы как раз тебя ждали!
Девушка отступила на шаг, я рассмеялась.
— Не бойся, я тебя не трону.
Девушка поспешила уйти, дверь снова закрылась.
— Диана, подойди ко мне?
Я послушалась.
— Когда прошлый раз я хотел поцеловать тебя, ты сказала, что ещё рано. Поцелуй меня сейчас?
Я опустила глаза.
— Я знаю, что меня всё равно убьют, прошу тебя, это моё последнее желание…
Не веря, что мне удастся его вытащить, я сделала то, о чём он просил. Он целовал и плакал, всхлипы становились громче и громче, а потом он оттолкнул меня и уткнулся лицом в кровать.
Чувствовала ли я, что предала Дилана? — нет.
Крайние эмоции были некстати сейчас, пора выходить, и даже при таком раскладе придётся возвращаться по темноте.
— Захар, нам пора ехать, оденься, — попросила я.
Через десять минут нас уже заковывали в цепи: меня посадили на ошейник, Захару навесили кандалы на ноги, те самые, в которых он провёл последние несколько месяцев.
Вёз нас списанный военный УАЗик с рамой вместо крыши. Грунтовая дорога была вполне приемлема для поездок. Водитель знал, где находится старый домик бабушки Полины, все охотники это знали, потому что ездили туда забирать тела своих.
