Эмма и Джеральд попали на распределение к бригадиру по имени Мик, человеку лет тридцати, худому и, видимо, злющему – одни его колючие глаза чего стоили! Мик дал парочке опытного работника – американца Кевина, который сразу признался, что живет на острове уже почти треть жизни – ровно десять лет. Кевин быстро показал, как сортировать пленку, пластики, деревяшки и прочее, и Эмма взялась за работу. А Джеральд оставался в себе, вяло ковыряясь в мусоре. Пока Кевин энергично разбрасывал бутылки по ящикам и увлеченно расспрашивал Эмму о делах на большой земле, Мик присматривался к «работе» Джеральда:
– Я тебе не заплачу сегодня, слышь, долговязый?
Джеральд не обратил на эти слова никакого внимания. Кевину пришлось пояснить:
– Он ведь не шутит, легко оставит без чипсов. У меня такое бывало – чуть приболеешь, кости ломит – работать не можешь, так еще и с ног от голода падаешь. Такие у них тут порядки.
Но Джеральд и на этот раз не внял – напротив, он тут же, будто бы намеренно, положил какую-то стекляшку в ящик с ABS. Это не ускользнуло от зоркого Мика.
– Пошел отсюда вон, кретин!
– Подождите! Я все исправлю, – молящим тоном воскликнула Эмма и заглянула в ящик с ABS – там вообще все лежало как попало. – Он столько пережил!
– Мы тут все многое пережили, поэтому никого не кормим просто так. Хоть задницу ему подтирай – но кто не сдаст нормы, тот не получит ни чипса, – отрезал Мик и направился к другим работникам на берегу.
Когда Мик отошел на достаточное расстояние, Кевин, не прекращая разбирать мусор, начал разговор с Эммой.
– Нормы не будет… не соберет он ABS… и вообще дело плохо, похоже на островную хандру. У меня брат так помер.
– Он справится, он просто… в стрессе. А вообще он умница, юрист.
– Да тут хоть нобелевского лауреата накроет. От голода и всего вокруг. Человек ничего не хочет, не может, перестаёт следить за собой, потом перестает есть.
– Может, ему нужны лекарства? Тут же есть врачи, как к ним попасть?
– Какие врачи, – горько усмехнулся Кевин, – мы мусорщики. Нам и лекарства не положены. Разве что рыбки ему раздобыть – нормальная пища может помочь.
– А как?
– Есть одна работа, где кормят хорошо. Но туда и за рыбу люди не идут…
В контейнере Эмма разделила свой паек с Джеральдом и отключилась. У нее все болело: тело ныло от бесконечной работы с согнутой спиной, от тысяч движений рук, однообразных и тянущих, голова раскалывалась от целого дня под солнцем, а душа, все сознание молодой матери ныло и выло от неспособности принять смерть своего ребенка, от спятившего мужа с этим неизменным уже мишкой в руках.
Клан врачей
Франклин отвел Альваро в радиорубку, откуда он вел эфиры островных новостей. Там же он и жил – собственно, весь контейнер был поделен на три зоны – спальня – для самого Франклина и его сына-подростка Ченса, который увлекался музыкой и заведовал фонотекой радиостанции, саму рубку и архивную комнату – с грудами документов и книгами.
Весть о затоплении корабля вызвала у Альваро оторопь – прямо здесь и сейчас его зять, любимый человек его дочери, шел ко дну вместе с гигантской посудиной. Альваро встал и вышел на улицу – прямо от дверей рубки было видно мусорное море и сухогруз, который медленно и беспомощно заваливался набок. Альваро вернулся в рубку, увидел и схватил истертый карандаш, к явному неудовольствию Франклина, который продолжал свой эфир.
– Итак, военные закончили опись грузов с корабля «Линкольн». Согласно судовому журналу, контейнеровоз был вынужден экстренно покинуть порт уже под конец разгрузочных работ. Поэтому на этот раз улов невелик. Из наиболее важного – несколько контейнеров с рисом, два контейнера с нижним бельем и контейнер с элементами электропитания. Скажем несколько слов о новоприбывших…
В это время Альваро начеркал прямо на столе: «На корабле человек!» Франклин лишь прислонил палец к губам и вернулся к микрофону:
– Среди новоприбывших оказалась девушка, зараженная ВИЧ-инфекцией, о чем красноречиво говорили препараты антиретровирусной терапии. Разумеется, она была ликвидирована на месте. Еще один нарушитель спокойствия среди новичков – известный на большой земле писатель Нейтан Коллинз, лично оскорбил Судью, и уже ожидает суда. Его дело будет рассмотрено сегодня же. Радостная новость – на корабле оказалось две невесты, которые обязательно присоединятся к свадебному балу уже послезавтра. Напоминаю, что завтра мы разыграем призовой билет на бал, так что, если платное приглашение вам не по карману, следите за розыгрышем, у вас еще будет шанс найти себе жену. С вами был Франклин, всего доброго!
Отключив микрофон, Франклин оглядел встревоженного Альваро, в глазах которого читалась некая мольба.
– Он мой зять. Этот человек, – произнес Альваро так, будто бы и сам до конца в это не верил.
– Забудь.
– Он сбежал после того, как расстреляли эту девушку.
– Теперь и его самого будет ждать расстрел, если он сюда выберется. А больше ему деться и некуда. Забудь и пойдем к врачам.
Франклин привел Альваро в богатый дом из контейнеров – это было видно сразу. Его стены были выкрашены – в отличие от большинства контейнеров на острове, изъеденных ржавчиной поверх истертой краски. Двустворчатые, широкие двери были с красивыми фабричными ручками, а не пластиковыми самоделками. Войдя в дом, гость попадал в приемную – просторную, с настоящим деревянным столом и стульями – тоже невиданная роскошь. В этой приемной, у секретарши – Франклин и оставил Альваро. Девушка ушла в следующее помещение – докладывать. В следующем зале, размером с контейнер, стены были абсолютно белые, Альваро не заметил на них ни пятнышка, это значило, что даже стены здесь мылись пресной водой, не оставляющей после себя соли, которая впитывает влагу, катализирует ржавчину и плесень. Посреди зала – длинный стол, за которым сидели семеро врачей, во главе стола – Холгер, сухой, пожилой руководитель клана. Холгер поприветствовал Альваро, предложил ему сесть, секретарша по его просьбе налила Альваро апельсинового сока – такой прием на острове считался царским. Дождавшись, пока гость угостится, Холгер начал расспрос, из которого выяснилось, что Альваро родился в Мексике, но учился в США, где и остался жить и работать. Альваро – профессиональный хирург, в арсенале которого есть и трансплантология, и сложная восстановительная хирургия. Но все это можно было бы и выдумать – во всяком случае, так полагал Холгер.
– Левит, – обратился он к одному из врачей среднего возраста, – покажите свой живот.
Левит встал и задрал футболку (кстати говоря, большинство присутствующих были одеты в обычную фабричную одежду, потрепанную, но обычную; Холгер и еще один врач были в характерных войлочных свитерах, как Франклин).
На животе Левита обнаружился шрам странной формы – как крестовина.
– Прошу, расскажите, что вы видите, – озадачил Холгер.
