– Силой, по-твоему? Пора уходить.
– Я без нее не пойду.
– Пун, нас обоих за одного твоего Робертса кокнут.
– Свяжи меня, дай прикладом по лицу и оставь здесь.
– Уверен?
– Да. Я не могу уйти без Даниты.
Через десять минут Орландо отгонял шлюпку на малом газе к берегу бродяг. Он шел параллельно берегу, метрах в ста от него. Шлюпка раздвигала мусор, и Орландо надеялся, что винт не заклинит – по изначальному плану выйти они должны были на веслах, но в одиночку грести было затруднительно. Двигатель жужжал почти неслышно, а шум от вечеринки бала невест создавал этакую естественную звуковую завесу.
Пун с рассеченной бровью, кровь из которой заливала ему глаз, лежал на боку у эллинга. Даже получив как следует по голове, он не помнил о боли, а только злился на свою своенравную сестру. Ровно так же, на боку, в шлюпке лежал Робертс, который уже вполне смирился со своим положением и оставил попытки дергаться или разжать пальцами стяжки.
Через каких-то десять минут Орландо пристал к берегу ровно у полуразрушенного контейнера, где лежали Люси и Ченс. Пришвартовав шлюпку, Орландо пошел к бродягам с автоматом на плече, Ченс помог донести мачту и парус. Люси, увидев «корабль», не сразу пришла в себя.
– Да вы больные! Какое на хрен на этом на большую землю!
Орландо щелкнул затвором.
– Полезай!
– Погоди… может, оставить ее, если она хочет? – возразил Ченс.
– Чтобы она рассказала о нашем побеге?
Орландо направил на нее автомат.
– Девочка, я этого делать не хочу. Полезай.
Люси, не веря в происходящее, забилась в шлюпке в дальний от Робертса угол кокпита. Осталось дождаться остальных – Чепмена, Ди и Эмму.
Но праздник отгремел, музыка стихла, а они все не показывались. Орландо решил уходить без них – и как только завел мотор, услышал звуки выстрелов и крики солдат где-то неподалеку. Он врубил полный газ, когда луч тактического фонаря выхватил шлюпку из тьмы. Ченс и Люси лежали рядом с Робертсом, пригнувшись от пуль. Орландо зафиксировал руль и лег на пол в надежде, что очереди пройдут мимо – или хотя бы не зацепят бак с горючим.
Глава 15
Бал невест
Бал невест, конечно, должен представлять для живущих на большой земле чрезвычайный культурологический интерес. В нем сочетались какая-то странная, древняя, языческая простота, сексуальная прямота рыцарского турнира и элементы традиционной современной христианской культуры. При этом весь этот «компот», безусловно, был сплошной фальшью, спектаклем, который разыгрывался невесть для кого. Только юные невесты, девочки возраста гормонального шторма, наверное, и верили в искренность чувств и судьбоносность происходящего. На деле же никаких браков «по любви» существовать не могло. Невесты в большинстве своем видели претендентов впервые и должны были выбрать мужа до окончания вечера. Представьте, что спид-дейтинг обязывал бы заключить брак по результатам пятиминутных блиц-общения – ровно так и обстояли дела на балу. Времени, чтобы хоть сколько-нибудь друг друга узнать, не предполагалось, и внимание привлекали те, кто был ярче – сиречь сильные острова. Именно верхушка распределяла между собой невест, отдавая только худших из них куда-то вниз, условному «среднему» классу острова – ремесленникам или представителям других кланов, занимавших должности среднего звена. Мужчина на низшей позиции, бета-самец, вообще не мог претендовать на то, чтобы жениться, – конечно, номинальный шанс давался даже самому захудалому мусорщику, он мог выиграть билет в лотерею, прийти на бал и вступить в борьбу. Но какая же там борьба, если ты грязен и как попало одет? А если в глазах высокоранговых конкурентов ты представлял хоть малейшую угрозу, тебя опаивали, и ты терял остатки кондиционного вида, делался совершенно ни на что не годен и уж точно не мог приглянуться никакой из девушек.
Любопытно, должно быть, и то, что девушек практически не различали по возрастам – на острове сорокалетняя вдова ценилась почти наравне с юной девицей. Детородность тоже не почиталась за хорошее качество – на нее всем было плевать, а иные даже отдали бы пару сотен чипсов, чтобы быть уверенными в бесплодии женщины. Кстати, врачи проводили легкие операции, разрушительные для женского организма, но исключающие появление детей, – правда, нельзя назвать это устоявшейся практикой, скорее изыском для немногих посвященных. Детей на острове не любили – слишком дорогое удовольствие, слишком большая смертность и матерей, и младенцев при родах; слишком мало средств для ухода, все слишком, все чересчур. Разумеется, никаких детских садов, яслей или школ на острове устроено не было, и порой дети радикально отличались от родителей – например, бывший финансист, трудившийся среди мусорщиков, – скажем, человек, страшно похожий на Джеральда, с элитным университетом за плечами, не мог заниматься воспитанием ребенка. Тот рос сам, как сорняк, на улице, не умея ни читать, ни писать – ведь и книг-то родители завести не могли, и писать им было не на чем, незачем и негде. Судьба такого ребенка была предрешена – заменить отца. Работать детям полагалось с шестнадцати лет – но не в силу гуманных соображений, а из-за дефицита рабочих мест и слабости местных детей. Дети – с малых лет и до шестнадцати – получали практически одинаковый «паек», и лет в тринадцать его становилось недостаточно. Поэтому с тринадцати до шестнадцати вместо того, чтобы расти, дети хирели, если родители зарабатывали мало и не подкармливали. Потом слабые, тонкорукие, истощенные дети приходили работать, и первое время каждому приходилось адски тяжело – ни для какой работы при таком питании и подходе детям не хватало сил, буквально мышц и мяса. Те, кто выдерживал этот период, начинали получать взрослый паек. Случалось и такое, что ребенок не справлялся и получал половину жалованья, а это уже – верный путь на берег бродяг.
Из этого ясно, какое внимание уделялось балу невест – настоящему празднику, где можно было наесться и напиться хотя бы глазами. Все население острова собиралось на трибунах. Особый ажиотаж мероприятие вызывало у детей, которые забирались на столбы и крыши, прилеплялись лицами к ограде, чтобы лучше разглядеть, что происходит. Каждый мечтал, что добрая пьяная невеста вдруг даст банку консервов, и такое действительно случалось, правда, крайне редко.
На балы допускались: верхушка острова, руководители кланов и их приближенные; холостые мужчины – по выбору каждого клана, не более десятка; победители лотерей и розыгрышей – как правило, всего два человека, а чаще даже один. Родители невест, если они имелись. Не допускались никогда, даже на трибуны – проститутки. Причину возникновения этого правила история не сохранила. Прочее население острова размещалось на трибунах, туда вход был свободным, а вот с трибун на бал попасть было невозможно – а если бы кто и рискнул спрыгнуть с контейнера, то военные, цепочкой стоявшие вокруг площади, тут же бы выдворили нарушителя за периметр.
Зрители традиционно собирались заранее, чтобы не пропустить выхода невест. К этому моменту претенденты уже были на площади, на скамьях, которые устанавливались перед ложей Судьи. Позади этого зрительного зала расставлялись фуршетные столы – с настоящей стеклянной посудой, с подобием официантов, которыми выступали разодетые юноши из лучших семей острова, но не достигшие еще совершеннолетия. Столы стояли прямо перпендикулярно «футбольному полю» и ровно над прорубью для казней. Наверное, наличие только одного церемониального места на острове любой житель большой земли назвал бы дикостью; но дефицит площадей не оставлял альтернативы, и в плане организации пространства остров напоминал средневековый городишко.
