Меня этот порядок поразил своей несправедливостью. Что, если родовое гнездо, которое имеет большую сентиментальную ценность? Но Зеб только смеется надо мной:
– Джейк, если кому-то понадобятся шесть гектаров необработанной земли и молодого леса, мы возьмем его деньги, подсчитаем прибыль, сядем в Гэй и уберемся отсюда. А потом прикупим себе еще более бесполезной земли где-нибудь в другом месте. Когда делаешь ставки, всегда прикидывай, что на кону.
– XLVI –
Хильда
Дити застала меня в одиночестве, поскольку наши мужья были заняты в мастерской.
– Хиллбилли, ты заметила, что папа и Зебадия стали какие-то нервные?
Я продолжила резать пирог.
– Мужчины всегда немного нервные, Дити, девочка.
– Э-э-э… а ты не нервничаешь?
– Имеешь в виду себя?
– Я это не говорила!
– Дити, золотко, не шути со старой тетей Язвой. Когда у тебя на лице ничего не написано, это значит – ты что-то задумала. Ты снова беременна?
– Нет. У нас с тобой по мальчику и девочке. Я не собираюсь поднимать эту тему, пока Зебадия ее не поднимет. Если он не будет ждать слишком долго.
– Если Джейкоб будет ждать слишком долго, то это может оказаться слишком долгим ожиданием. Я не становлюсь моложе.
– В том-то и дело, тетя Хильда, мы все не становимся моложе!
– Увы, дорогая. Но всякий раз, когда мы хотим на время остановить часы, у нас есть Оз. Хочешь снова погостить у Железного Дровосека?
– Нет.
– Тогда почему ты так нервничаешь, дорогая? Мы нашли свою Уютную Гавань и прекрасно в ней устроились. Мужчины делают деньги, мы больше не трогаем наш капитал – ведь так?
– Нет. На конец прошлого месяца у нас было на тысячу двести двенадцать целых, семь десятых грамм золота больше, чем когда мы сюда прибыли. Плюс это место, целиком наше, без долгов и обременений. Плюс движимое имущество, техника, «Т. Кеттл Бабблс Второй» и четыре велосипеда. Я учла начисленные налоги.
– Выглядит как неплохой бухгалтерский баланс и солидная семья среднего класса.
– Хильда, это все, чего ты хочешь? Хороший баланс?
– Дити, пока я ставлю пирог в печь, налей нам крепкого сидра – кварта стоит в холодильнике. А потом мы сядем и разберемся, чего ты хочешь.
Вскоре мы устроились, и Дити начала издалека:
– Хильда, ты все еще можешь замечать панки издалека?
– Используя перцептрон? – Я закрыла глаза и подумала об этом. – Да, полагаю… Да, могу. Но зачем?
– Ну, ты помнишь тост, который мы обычно поднимали за ужином каждый вечер?
– Тот, что за Хильду Джейн и Джей Зи?
– Нет, нет! Раньше.
– А, тот, где Зебби неправильно цитирует Катона.
– Да. Зебадия говорил: «Панки должны быть уничтожены». Папа отвечал: «Мы должны вернуться!» А мы с тобой кричали: «Точно! Точно!» Сколько времени прошло, когда мы последний раз слышали этот тост?
– Год назад. Может, больше.
– Четыреста семьдесят два дня. В тот день, когда пришли положительные результаты наших тестов, и они начали поднимать тосты за наших новорожденных. С того дня мы больше не пили за убийство панки. Они вообще не упоминают эту тему. Или папа говорил с тобой об этом?
– Нет. Но он думает об этом.
– Я чувствую, что Зебадия тоже. Тетя Хиллбилли, скоро наши мужчины захотят отправиться на охоту за панки.
– Дити, ты ждешь, что я их остановлю?
– Нет, нет! Но я хочу с ними, я хочу!
– Ты ждешь, что я буду сидеть с нашими детьми?
– Ну, тетя Хильда! Неужели ты думаешь, я так с тобой поступлю? Думаешь, почему я спрашиваю, можешь ли ты замечать панки? Ты давно не практиковалась, и я думаю, нам стоит отправиться на Главную Базу, чтобы Ворсел освежил твои навыки. И я вовсе не хочу оставлять тебя с детьми! Если ты действительно хочешь поехать, я имею в виду… я не пытаюсь тебя уговорить. Но я хочу с ними, хочу!
– Дити, ты же знаешь, что они скажут.
– Конечно, знаю! Зебадия напустит серьезный вид, папа печально покачает головой, и Зебадия сурово скажет, что мы с тобой не можем ехать… потому что у нас есть дети, о которых нужно заботиться. И тем не менее я поеду – я буду убивать панки!
– Дити, я не пытаюсь тебя разубедить. Но что ты планируешь сказать, когда я скажу, что тоже еду? Кто будет заботиться о наших детях?
– Мы с тобой.
Это был правильный ответ, но девочка Дити меня им просто поразила; я и не подозревала, что она уже все продумала.
– Хорошо! Золотко, я давно говорила, что хочу торчать на «вдовьей пристани» не больше, чем ты. Рада, что ты понимаешь, к чему это ведет… ведь я не больше тебя хочу, чтобы наши дети остались сиротами. Хорошо, когда мы отправимся – если наши мужчины согласятся, а я думаю, они будут упрямиться, – мы отправимся все. Мы будем жить или умрем вместе. Возможно, нам с тобой придется менять подгузники каждый час. Но это не так тяжело. Подпрыгнем повыше или даже опустимся на остров Пикников. И все же… я думаю, наши мужчины будут сопротивляться. Можно ожидать, что они будут все время дуться, пытаться взять измором и сломить нашу решимость.
– Тетя Хильда, как ты думаешь, сколько весят «деламетры» патрульных?
Она снова меня поразила.
– Я не знаю. Никогда не держала ни одного в руке.
– Я такого же роста, как некоторые патрульные, и довольно неплохо стреляю. А если рукоятка «деламетров» окажется великовата для моей ладони, то Ла Верн сможет ее переделать для меня. Тетя Хильда, если ты заметишь панки, я буду их убивать. Я их ненавижу. Они разбомбили наш красивый домик в горах, они лишили нас всего, что у нас было, кроме того, что мы успели впихнуть в «Гэй Обманщицу». Пять раз они пытались убить нас, хотя мы ничего им не сделали! Я никогда этого не забуду и никогда им этого не прощу! Если бы я знала как, я бы уничтожила их во всех вселенных, до последней мерзкой панкеры. Я не знаю, как это сделать… но я сумею убить хотя бы нескольких… если ты мне поможешь. Ты будешь их находить, а я убивать!
Я всегда могу сказать, счастлива Дити или нет, но иногда ошибаюсь в причинах, ведь она натура глубокая. Я-то думала, она просто не желает, чтобы оставили дома одну. Но во время этой пылкой речи ее соски так напряглись, что мне стало ясно: нежная Дити одержима жаждой крови… зеленой крови. Я это поняла, потому что сама испытывала нечто подобное, но не подозревала, что и она одержима жаждой мести. Мне всегда казалось, что она их просто боится.
Я уточнила (и это прозвучало довольно глупо):
– Пять раз, а не четыре?
