Я сомневался, но попробовал:
– Канакук.
И наш скакун снова издал пронзительный звук.
– Ура! – Дити начала хлопать в ладоши.
– Черт! Держись за ремень!
– Извини, дорогой, я забылась, – она торопливо схватила ремень для подпруги. – Ках Кахкан, ты попробуй. Назови ее по имени.
– Канакук.
Тоат не заставила себя упрашивать и выдала те же три ноты.
Наш большой друг возбужденно завопил и повторил «Канакук», на что немедленно получил ответ.
– Спасибо! Спасибо! – зеленый гигант едва владел собой. – Принцесса! Канакук!
Канакук вторила ему.
Дити может заводить друзей где угодно, среди людей и среди животных тоже. Однако тут она пробормотала:
– Меня просто бомбардирует их эмоциями… от этого я сама слишком возбуждена! А сейчас для этого не время и не место. Помоги мне сменить тему.
– Конечно. Я тоже слишком устал.
– Муж мой, это обычная отговорка: «дорогой, у меня болит голова». Но у меня голова не болит.
– Убери насмешку из голоса, девчонка! Ках Кахкан, ты начал говорить: «Я вылупился…» и на этом прервался.
– Да, капитан. Я вылупился много циклов назад в маленьком племени между землями Тарков и землями Вархунов. Это было задолго до того, как Вождь положил конец бессмысленным войнам и бесплодным битвам. Мы оказались меж двумя враждующими сторонами, и нас перетирало жерновами войны, пока наш город не был разрушен, инкубатор – уничтожен, джед – убит, а наши люди погибли или разбежались… погибло много больше, чем бежало, потому что мы бились до последнего и никогда не сдавались, зная, какая горькая судьба ждет пленников у Тарков или Вархунов. Наши женщины сами добивали раненых и лишали себя жизни, чтобы не стать узниками. Поэтому само наше имя давно забыто, нас больше нет.
В той финальной битве Канакук спасла мне жизнь, и далеко не в последний раз. Тогда я получил тяжелую рану, и она, чувствуя, что я не могу защитить себя, покинула поле боя, спеша изо всех сил, много быстрее, чем мы сейчас. Я сумел, уж не знаю как, держаться за ее подпругу. Она принесла меня в маленький оазис в стороне от торговых путей. Там были растения, сок для питья, мякоть для еды, и я выжил. Я обрел силу. Время прошло, и я отправился на поиски родного племени, но не нашел никого. Канакук…
(Поцелуй меня.)
(Я лучше тебя ущипну.)
(Ой! Зверюга. Я имею в виду – капитан Зверюга, сэр.)
– … вылупилась из яйца в один день со мной и была подарена мне отцом по выводку, чтобы я ее растил и тренировал, и сейчас ни у нее, ни у меня больше никого на свете нет. Я стал… это называется «пантан», что означает воина без вождя, который ищет работу везде, где может. Много циклов я сражался за разных джедов и просто дрался на дуэлях. Но после побед в поединках мне приходилось переезжать на новое место, и я избегал поединков, когда это было возможно.
– Почему? – спросила Дити. – Почему ты переезжал? Ты, должно быть, выиграл их все, раз остался жив. Не лучше ли было оставаться с одним племенем?
Ках Кахкан молчал так долго, что я подумал – Дити оскорбила его; но мне стоило лучше понимать ситуацию: сейчас Дити никак не могла оскорбить этого гиганта, что бы она ни сказала и что бы ни сделала… Ее неприкосновенность никак не была связана с ее статусом «принцессы», построенном на самой отъявленной лжи, какую я когда-либо говорил. Дити дала имя Канакук и сделала его «официальным» с помощью безобидного обмана, который опирался на мои выдумки. Наш друг теперь владел – или она владела им, поскольку отношения между ними были взаимными – единственным тоатом на Барсуме, который обладал именем. И поэтому Дити не могла вести себя неправильно.
– Не так легко объяснить; это древний обычай, принцесса. Победитель в поединке всегда получает вызов снова. И снова. Пока не приходит день, когда с ним в бой вступает джед, не желающий больше терять воинов… и заодно избавиться от… конкурента. У меня не было желания становиться джедом. Я переезжал, переезжал и переезжал.
Но времена менялись. Ваш кузен, Вождь, сделал так, что профессия пантана стала бесполезной. И теперь мое копье и мой меч принадлежат Вождю, пока Исса не заберет меня. Я больше не пантан, я гражданин! Гелиум – мой город, знамя Вождя – мое знамя. Моя кожа зеленая… но по имперскому декрету я отношусь к красным. Понимаете меня?
– Лучше красный, чем мертвый.
– Если капитан говорит так, – в голосе Ках Кахкана прозвучало сомнение. – Но я не обещал Вождю избегать смерти. Во-первых, мне это было не нужно. Во-вторых, моя жизнь мало что значит. Я бы отправился в последнее паломничество задолго до того, как капитан Джон Картер из Виргинии пришел учить нас новым обычаям, если бы не отвечал за Канакук. Однажды, много циклов назад, я попытался оставить ее при стаде диких тоатов. Я снял с нее упряжь, приказал ей оставить меня и жить с себе подобными. И она мне не подчинилась… – единственный раз, когда она отказалась выполнить приказ. Поэтому я не свободен умереть, пока она нуждается во мне. Понимаете ли вы меня? – с тревогой спросил он.
Я ответил торжественно:
– Будь уверен в этом, мой друг. У нас на Земле схожему обычаю следуют все благородные мужчины и женщины. Часто мужчина или женщина принуждают себя жить, хотя их тело молит о смерти… поскольку их долг остается не выплаченным. Ты ведь об этом говоришь?
– Капитан изрек истину.
– Ты не мог умереть с честью, пока Канакук жива и нуждается в тебе. Мы понимаем это… и существа, которые не живут по этому правилу, менее чем животные. Мусор. Итак, Канакук и Ках Кахкан жили по этому закону, но потом в дверь постучали сложные времена. И что случилось тогда?
– Капитан… мой английский плох. Прошу прощения.
– Нет, это я прошу прощения, мой друг. Я помню, ты сказал, что не стало работы для твоей профессии. Пантан.
– Это так, капитан. Никакой джед не хотел нанять мое копье. Но арена Вархунов требовала крови. Мы отправились туда, Канакук и я, и я стал учеником свободного участника игр, воина-ветерана, и я платил за то, чтобы присоединиться к их гильдии по договору. Понятно ли я говорю? Я продал себя. Я не продал Канакук.
– Черт подери! А ты бы продал меня, Зебадия? – прошептала Дити.
– Только за хорошую цену. Я слишком много в тебя инвестировал. Дождемся подходящей цены, – ответил я и добавил: – Не выставляй язык слишком часто, а то он обветрится.
– Мы понимаем тебя, Ках Кахкан, – продолжил я. – И чем занимается ученик?
– Служит наставнику. Следит за его тоатом. Ухаживает за его оружием и снаряжением. Делает ему массаж перед играми, а после – перевязывает раны. Помогает мастеру практиковаться между играми, стараясь его не поранить. Спит в конюшне и ест то, что дает хозяин. И ждет.
– Ждет чего? – спросила Дити.
