– Я не стану меньше тебя уважать из-за этого, – заверил Расс. – Даже напротив.
Фрэнсис точно и не слышала его.
– Я не такая, как ты, – продолжала она. – Я не могу смириться с тем, что Бог создал настолько кошмарную ситуацию, что из нее и выхода нет. Вот дверь, за дверью бедный район, а там, куда ни повернись, такая кошмарная ситуация, что никому ее не исправить, и я уже не в силах открывать эту дверь: вот до чего дошло. Мне хочется ее закрыть и забыть, что за нею. И когда Филип запретил мне ездить с тобой, меня охватило ужасное облегчение.
– Надо было сразу мне сказать, – заметил Расс. – Не бывает безвыходных положений, всегда можно что-то сделать. Давай в следующий раз, как поедем к Тео, вместе всё обмозгуем.
– Нет. Я туда больше не поеду, не мое это. Я хотела, чтобы было иначе. Смотрела на тебя и говорила себе: вот на кого я хочу быть похожей. Мне было очень хорошо рядом с тобой, но, видимо, я ошиблась: быть рядом с тобой и быть как ты – разные вещи. Просто я дрянной человек.
– Нет-нет-нет!
– Видимо, меня возбуждают козлы. Меня возбуждают деньги, поездки в Акапулько, когда никто меня не осуждает, никто не заставляет открывать двери, которые мне не хочется открывать. Я мечтала стать другой, но это оказалось прихотью.
– Стремление и прихоть – разные вещи.
– Ты не знаешь моих прихотей. Хотя одну ты наблюдал – мне до сих пор стыдно.
Расс почувствовал, что она пришла к нему, потому что надеялась спастись, но не знала как, что озарение близко, нужно только ее подтолкнуть. Но от чего Фрэнсис надеялась спастись? От утраты веры или от хирурга?
– Какую именно? – спросил он. – Я о прихоти.
Она покраснела.
– Я вообразила, будто ты из тех, кому брак не помеха… в общем, я вообразила, что ты тоже козел. – Она поежилась от отвращения к себе. – Видишь, какой я человек? Решила, что ты опустишься до меня. Будь мы с тобой ровня, мне не пришлось бы смотреть на тебя снизу вверх и жалеть, что я не дотягиваю до тебя.
Стоящая перед ним дилемма была ясна как никогда. Она ценит его добродетель, в этом его преимущество, но добродетель подразумевает, что Фрэнсис он не получит.
– Не такой уж я и хороший, – ответил он. – Я, как ты, тоже поступаю, как проще. Я женился, обзавелся детьми, нашел работу в пригороде, но счастья мне это не принесло. Брак разваливается. Мы с Мэрион спим в разных комнатах, почти не разговариваем друг с другом, а дети меня не уважают. Как отец я не состоялся, как муж – и подавно. Я еще больший козел, чем ты думаешь.
Фрэнсис покачала головой.
– От этого мне только хуже.
– Почему?
Она встала, обошла его.
– Мне не следовало с тобой флиртовать.
– Дай мне хотя бы шанс. – Расс выпрямился. – Давай поедем в Аризону. Там духовность в самом воздухе, в людях. Аризона изменила мою жизнь, изменит и твою.
– Да, тут я тоже ошиблась. Зря уговаривала тебя поехать со мной.
– Ничего не ошиблась. Если бы не ты, я, может, и не помирился бы с Риком. Ты оказала мне большую услугу. Ты моя путеводная звезда – уж не знаю, что с тобой случилось.
– Ничего не случилось. Я боялась этого разговора, боялась разочаровать тебя. Как только за мной закроется эта дверь, я успокоюсь.
И, словно в подтверждение своих слов, Фрэнсис направилась к двери, Расс не мог ее удержать. Его вдруг обуяла слабость. И охватила такая ненависть к Фрэнсис, что он готов был ее задушить. Бесчувственная, самовлюбленная, походя топчет пластинки и небрежно разбивает сердца.
– Чушь, – сказал он. – Все, что ты говоришь, – чушь. Ты убегаешь, потому что боишься признать, что сердце у тебя доброе, боишься ответственности. Вряд ли ты станешь счастливее, если будешь жить, ни во что не вмешиваясь. Но если тебе по душе такая жалкая жизнь, тебе не место в нашем кружке. Тебе не место в Аризоне. Если тебе не хватает смелости сдержать обещание – скатертью дорога.
Чувства его были искренними, но выражать их открыто он выучился в “Перекрестках”. Он говорил точь-в-точь как Эмброуз во время конфронтаций.
– Я не шучу, – добавил Расс. – Выметайся отсюда. Видеть тебя не хочу.
– Ты прав, я это заслужила.
– Мне плевать, заслужила или нет. Катись ты к черту со своим фальшивым самобичеванием. Меня от него тошнит.
– Вот это да.
– Уходи. Ты меня разочаровала.
Он с трудом понимал, что несет, но, подражая Эмброузу, ощущал силу, какую, должно быть, тот ощущал всегда. Точно Бог, пусть даже на миг, но с ним. Фрэнсис смотрела на него с новым интересом.
– Мне нравится твоя честность, – призналась она.
– Плевать мне, что тебе нравится. Будешь уходить, загляни к Рику и скажи, что не поедешь в Аризону.
– А если я передумаю? Ты разве не удивишься?
– Это не игрушки. Ты либо едешь, либо нет.
– Что ж, в таком случае… – Она сделала скользящее танцевальное па. – Может, я и поеду. Что скажешь?
Он так разозлился, что ему было все равно. Ее “может” иглой впивалось в мозг. Он рухнул в кресло, отвернулся от нее.
– Делай как знаешь.
И лишь после ее ухода он вновь ощутил желание. В конечном счете, думал Расс, их встреча прошла как нельзя лучше. Для него стало откровением, как положительно она восприняла его гнев и как отрицательно – мольбы. Он подобрал к ней ключ. Если он будет сторониться Фрэнсис, она подумает, что истощила его терпение, возможно, даст отставку хирургу и поедет в Аризону.
Его мучило, что он не знал ее мыслей. В следующее воскресенье, на последнем перед весенней поездкой занятии “Перекрестков”, Расс искал в толпе подростков Ларри, чтобы спросить его о планах матери. И когда выяснилось, что Ларри по неизвестной причине пропустил занятие, мука Расса сделалась нестерпимой. Назавтра с утра он первым делом зашел к Эмброузу в кабинет и спросил, не звонила ли миссис Котрелл.
Эмброуз читал спортивный раздел “Чикаго трибьюн”.
– Нет, – ответил он. – А что?
– Мы с ней виделись на прошлой неделе, и у меня создалось чувство, что она не хочет ехать.
Эмброуз пожал плечами.
– Невелика потеря. В Мэни-Фармс поедут Джим и Линда Страттоны. Двух родителей там за глаза.
Расс растерялся. Месяц назад, когда они с Эмброузом распределяли наставников, Расс позаботился о том, чтобы Фрэнсис попала в его группу.
– Я думал… – произнес он. – Так нельзя. Мы же записали ее в Китсилли.
– Да, я заменил ее Тедом Джерниганом. Если ей так хочется покрасоваться в джинсах и потусоваться с детьми, пусть едет в Мэни-Фармс. Я вообще не понимаю, зачем она едет, – у меня такое ощущение, что она притворяется.
– Ты недооцениваешь ее. Она ходит в наш женский кружок. И прекрасно справляется.
