– Ребята, спускайтесь, – сказал он с порога. – Мы ждем вас внизу.
Сидящие переглянулись. Ким в жестком новом синем комбинезоне вскочила и сделала знак остальным:
– Мы идем. Ну что, идем?
Кит и Бобби уставились на Дэвида, точно последнее слово было за ним.
– Идите, – ответил тот.
– В чем дело? – спросил Расс. – Вы хотите мне что-то сказать?
– Нет-нет-нет, – проговорила Ким.
Она прошла мимо него к двери. Кит и Бобби двинулись следом; Расс ждал, что Дэвид объяснится. Лицо и волосы Дэвида казались старческими – возможно, из-за гормонального сбоя.
– Вы видели Перри? – спросил он.
– Да. А что?
– Я спрошу иначе. Он не кажется вам странным?
Дэвид еще не договорил, а Расс уже догадался, что вопрос не праздный. Он мгновенно и убедительно представил этот сценарий: Перри в последнюю минуту умудрится все изгадить, и Рассу не видать Фрэнсис.
– Идем вниз, – сказал он Дэвиду. – В автобусе поговорим.
– То есть вы ничего не заметили? И он не кажется вам странным?
В последнее время Перри действительно редко попадался ему на глаза, совсем как раньше, когда он прятался от отца и просыпался позже, но Расс ничего не сказал. Нельзя допустить, чтобы дело приняло дурной оборот.
– Я видел его вчера вечером, – не унимался Дэвид, – он нес какую-то ерунду. То есть с ним такое бывает – язык не поспевает за мозгом. Но на этот раз все иначе. Как будто проблемы с самой монтажной платой. Я говорю об этом лишь потому, что боюсь, он нарушает правила.
Время шло. Все, что интересовало Расса, происходило на парковке. Он заставил себя сосредоточиться на том, что говорит Дэвид.
– То есть ты полагаешь, он опять курит траву?
– Насколько я знаю, нет. К счастью или нет, с этим покончено – я так понимаю, он дал вам клятву. Я боюсь, что нарушу правила, если не донесу на нарушителя правил. Я боюсь, что и сейчас, когда мы с вами разговариваем, он ведет себя не вполне нормально.
Черт бы побрал Перри. Теперь по сценарию требовалось позвонить Мэрион, объяснить, что она не может ехать в Лос-Анджелес, потому что ее сын взялся за старое, на что она возразит, что купила билеты на самолет, а Расс на это ответит, что он едет в Аризону по работе, везет группу, они же с Джадсоном собираются в Лос-Анджелес развлекаться, вдобавок именно она уверяла, что Перри исправился.
Дэвид таращился на свои длинные костистые пальцы.
– Вы не думайте, что я хочу лишь прикрыть себе задницу. С ним действительно что-то не так.
– Я ценю твою честность.
– Хотя, если уж на то пошло, я был бы вам благодарен, если бы вы освободили от ответственности еще и Ким с Китом.
– Я поговорю с Перри, – пообещал Расс. – Иди в автобус.
Расс направился вниз, терзаемый страхом – таким привычным и в то же время новым. Перри всю жизнь вызывал у него страх. Сперва это был страх его театральных истерик, потом страх перед его смышленостью, в силу которой насмешки Перри оказывались чересчур тонкими, чтобы можно было его ущучить и наказать, страх перед проницательностью, с какой Перри молча наблюдал ошибки и слабости Расса. Теперь его больше терзал родительский страх экзистенциального свойства. Они с Мэрион произвели на свет существо, чья воля им неподвластна, но при этом они за него отвечают.
На парковке подростки осаждали автобусы, торопясь занять места. Расс поискал глазами Перри и заметил чудо. Возле автобуса Китсилли стояла женщина, которую он хотел. Водитель убирал в багажник ее чемодан. Объятый более приятным страхом, Расс поспешил к ней.
– Вот и я, – отрезала Фрэнсис. – Нравится тебе это или нет.
– Что случилось?
Она повела плечами.
– Дуайт меня выручил. Я спросила Рика, почему не еду на плоскогорье, и знаешь, что он ответил? Что тебе там не помешает еще один мужчина. Я возмутилась: он меня просто унизил. Да и Ларри в таком возрасте, когда совершенно не хочется, чтобы мать ходила за тобой по пятам. Я попросила его сообщить Ларри, что Рик испортил ему поездку. Ты же знаешь Дуайта, он такой дипломат. Он спросил Рика, не хочет ли кто поменяться со мной местами. И выяснилось, что Джуди Пинелла с радостью. Не знаю, о чем Рик думал, но если он считает, я смирюсь с тем, что не поеду на плоскогорье и не получу новых впечатлений, он плохо меня знает.
Она думала только о себе, отстаивала свои права, и Расса это восхищало.
– К тому же, – добавил он, – мы с тобой будем вместе.
Она скроила застенчивую, но при этом кокетливую гримаску.
– Это хорошо или плохо?
– Хорошо.
– Значит, ты на меня не так уж и злишься?
Расс не удержался от улыбки, но ничуть не смутился – она явно догадывалась, что он чувствует. Ей и в голову не приходило, что хоть кто-то способен устоять перед ней. Вот что подкупало Расса больше всего. Он не мог налюбоваться ее эгоизмом.
Вспыхнув от надежды овладеть ее эгоизмом, проникнуть в него телесно, слиться с ним, Расс отправился искать Перри. Проходя мимо автобуса до Раф-Рока, Расс поймал на себе взгляд Эмброуза. Тот кривился от бессильного отвращения. Уже не притворялся другом. Это обеспокоило, но и вдохновило Расса, ведь теперь победа осталась за ним.
В автобусе до Мэни-Фармс дети прыгали на уже занятые места, перебирались через спинки сидений. В дверях стоял Кевин Андерсон, семинарист-второкурсник с нежными карими глазами тюлененка и густыми усами. Не успел Расс спросить, где Перри, как Кевин задал ему тот же вопрос. Получается, Перри никто не видел с той самой минуты, как он приехал к церкви.
Расса с новой силой охватило предчувствие, что он пренебрег предостережениями, не предпринял нужных действий. Солнце опустилось за крышу церкви, но еще сияло на банковских часах, показывающих восемь минут шестого. Все, кроме Перри, были в автобусах. Шоферы заводили двигатели, немногие оставшиеся родители готовились махать детям на прощанье. Расса осенило, что можно уехать без Перри, пусть Мэрион разбирается, куда он пропал. Но Кевин, чье сердце было таким же нежным, как взгляд, настоял, что нужно посмотреть в церкви.
Напоенный весною воздух проник вслед за ними в распахнутые настежь двери церкви. Кевин побежал вверх по лестнице, выкрикивая имя Перри, Расс обследовал первый этаж. Не только воздух, но и пустота коридора, в котором только что кипела жизнь, имела привкус Пасхи. В середине Евангелий за Иисусом повсюду ходит толпа людей, собирается у подножия горы, где Он пятью хлебами и двумя рыбами накормил несколько тысяч, с вайями встречает Его в Иерусалиме, но в последних главах в центре внимания уже одинокий уход и невидимые миру страдания. Тайная вечеря, пронизанная предощущением смерти. Петр, оставшийся наедине со своим предательством. Повесившийся Иуда. Иисус на кресте, уверенный, что Господь Его оставил. Мария Магдалина, рыдающая у гроба. Толпа рассеялась: все кончено. Самое страшное событие в истории человечества свершилось до омерзения быстро, в Иудее настало очередное воскресное утро, первый день недели по еврейскому календарю, заурядное весеннее утро с заурядными весенними запахами. Даже истина, открывшаяся в то утро – истина о Божественной природе и воскресении Христа – казалась строгой в своем преодолении человеческой заурядности и по-своему не менее тоскливой. Весна для Расса была временем утраты, не радости.
