Брэдли Грант был лучшим продавцом в “Лернере”. И хотя Мэрион была одинока, она привыкла в обеденный перерыв есть свой сэндвич в пустом кабинете в отделе запчастей. Там, по крайней мере, никто не отвлекал ее от книги, пока к ней не повадился врываться Брэдли Грант. Он был старше ее на пятнадцать лет, худощавый, точно подросток; трудно сказать, был ли он миловиден: скорее походил на героя мультфильма – слишком уж подвижным было его лицо и особенно большой рот. Заметив у Мэрион томик новелл Мопассана, Брэдли вторгся в ее обеденное святилище, чтобы поговорить о Мопассане. Он обожал читать, по образованию был филолог. Мэрион поразило, что Брэдли настолько увлечен собой и его настолько переполняют слова, что приходится искать им место даже в отделе запчастей, но однажды он принес ей из дому “Памяти Каталонии” английского писателя Джорджа Оруэлла. Брэдли тревожился из-за подъема фашизма в Европе, о котором Мэрион почти ничего не знала. Она послушно прочитала Оруэлла и начала обращать внимание на первые страницы газет, чтобы не показаться Брэдли полной невеждой. Однажды он заметил, что такой умнице и красавице, как Мэрион, место в приемной, и на следующий же день ее перевели в приемную. Рядовые продавцы “Лернера” трудились до седьмого пота, в полдень меняли нательное белье и каждую пятницу со страхом ждали увольнения, Брэдли Грантом же дорожили настолько, что ценнее его был только сам Гарри Лернер, хозяин магазина. Получив повышение, в обеденный перерыв Мэрион по-прежнему уходила с сэндвичем в пустой кабинет. Вряд ли кто разглядит будущую актрису в секретарше, которая печатает в приемной и приносит папки с документами.
Когда Мэрион только-только появилась на свет, важным для нее был один-единственный день в календаре, день ее рождения, но с течением жизни появлялись другие даты, отмеченные восторгом или скверной, день, когда покончил с собой отец, день, когда она вышла замуж, дни, когда родились ее дети, так что в конце концов календарь пестрел важными датами. Вечером двадцать четвертого декабря перед самым закрытием в их магазин вошел молодой человек в насквозь промокшей фетровой шляпе. К нему бочком подошел рядовой продавец, но молодой человек лишь отмахнулся от него. В “Лернере” всех, кто заходил к ним щегольнуть познаниями в автомобилях, выслушать лесть продавцов или просто погреться, не собираясь ничего покупать, звали Джейками Барнсами
[21]. Брэдли Грант, который выдумал это прозвище и за сегодня уже продал три машины, подошел к столу Мэрион с яблоком в руке и, не торопясь, съел его, поглядывая на юного Джейка Барнса. “Красивые у него ботинки. – Брэдли бросил огрызок в ее мусорную корзину. – Тебе никуда не надо?” Мэрион никогда никуда не было надо. В следующий миг Брэдли подошел к Джейку Барнсу и, взяв его за плечо, усадил в новехонький “бьюик сенчури”. Мэрион наблюдала, как на лице Брэдли, точно в мультфильме, сменяют друг друга гримасы удивления, безразличия, участия, строгости. Плавной походкой, которая позволяла спешить и при этом создавала впечатление, будто он никуда не спешит, Брэдли вернулся к столу Мэрион, велел не закрывать магазин и не отпускать управляющего.
– Мы с Джейком пока сбегаем за деньгами, – с этими словами он так же плавно отошел прочь.
Через час Брэдли и юный покупатель вернулись, Мэрион печатала документы.
– Ну как, правда просто? – ликующе произнес Брэдли, когда покупатель ушел, и постучал кулаком о кулак, точно собирался бросить игральные кости. – На что поспорим, что я сегодня продам еще одну машину? – Его энергичность напомнила Мэрион, каким был до краха отец. Они остались одни в магазине, и без разрешения управляющего Брэдли не мог ничего продать. – Получишь бифштекс на косточке, – продолжал он. – Ну как, на что спорим?
Не успела она ответить, как он схватил зонт и выбежал из магазина. Мэрион вышла покурить и видела, как Брэдли тормозит машины на углу Хоуп и Пико, видела, как водители опускают стекла, видела, как он указывает на их автомобили и на магазин. Это было безумие, она не понимала, ради кого он старается, ради нее или ради себя, но, наблюдая за ним, чуяла смутный страх. Впоследствии, в Аризоне, она пришла к мысли, что Брэдли с зонтом под дождем был предвестьем сущего зла. Тем, кто не относится к рьяным католикам, невдомек, что Сатана вовсе не обаятельный образованный искуситель и не забавный краснолицый демон с вилами. Сатана – беспредельная боль, уничтожающая разум.
– Этот джентльмен разумно рассудил, что больше не хочет ездить на “понтиаке”. – Брэдли ввел в магазин лысого толстяка, от которого пахло выпивкой. Не прошло и получаса, как он нашел покупателя, но косой дождь и брызги из-под колес вымочили его до нитки. Брэдли попросил Мэрион сделать джентльмену кофе, пока он сам (тут он подмигнул ей) побеседует с управляющим, потом попросил у нее ключи от красного двухместного “олдсмобиля” тридцать пятого года, на который джентльмен пожелал обменять с доплатой свой “понтиак”. Джентльмен, добавил Брэдли, расплатится именным чеком. Мужчины удалились на заднюю парковку, где стоял красный “олдсмобиль”. Мэрион, пожалуй, ушла бы, оставив Брэдли с покупателем, если бы Рой Коллинз не приохотил ее нарушать правила. И когда лопух на “олдсмобиле” уехал, Брэдли достал плоскую бутылку с пинтой виски и две чистые кофейные чашки. Усевшись в кресло возле стола Брэдли, нагретое жирной задницей лопуха, Мэрион заметила небольшой снимок из фотоателье – Брэдли, его жена и двое детей. Интересно, подумала Мэрион, купит ли он обещанный бифштекс или уже забыл. Она закурила очередную сигарету, отпила виски.
– Надеюсь, чек не окажется недействительным.
– Не окажется, – ответил Брэдли, – а если и окажется, я возмещу убыток. Все равно мы останемся в барыше.
– Его машина стоила больше?
– Ей всего год! Можно было бы предложить ему обменять ее без доплаты, но тогда он подумал бы: “Так, минутку…” Я назвал наобум цифру и позволил ему сторговаться за полцены.
– Так нечестно, – сказала Мэрион.
– Ничего подобного. Иметь дорогую машину приятно еще и тем, что ты знаешь: тебе это по карману.
– То есть ты сделал ему одолжение.
– Это же психология. Вся наша работа – чистая психология. Моя беда в том, что я чертовски хорошо справляюсь. Видела, как я на улице? Ты когда-нибудь видела подобное?
Она покачала головой, сделала глоток виски.
– Это своего рода мания, – продолжал Брэдли. – Я влип и не могу выбраться, потому что чертовски хорошо справляюсь. Люди понимают, что их облапошили, и все равно поддаются. Приходят сюда, торжественно поклявшись себе, что будут стоять насмерть и торговаться до последнего. Но они-то покупают машину раз в год, если не в десять лет, или вообще еще ни разу не покупали, а я торгую машинами изо дня в день. У них просто нет шансов! Они уступают мне, а дома врут женам. Мол, выгодная покупка. У нас на парковке одна-единственная красная машина, этот лопух купил ее, потому что она красная и потому что, черт побери, второй такой нет, и что же мы сделаем завтра утром? Пригоним туда еще одну красную машину. Клянусь, эта работа губит мою душу.
