Он не обнял ее, помог ей забраться в фургон (точнее сказать, затолкал), обежал вокруг капота и уселся за руль. Мокрый снег облепил окна, и казалось, будто внутри ледяная пещера – укромная, но унылая. В салоне громоздились усилители, футляры с инструментами, точно ждали нетерпеливо, когда их наконец достанут. Таннер завел мотор, включил печку, и Бекки думала, что он обнимет ее. Вчера она сама сделала первый шаг, теперь его очередь. Все ее существо было готово раскрыться ему навстречу, как только он поцелует ее. Но он кивал в такт своим мыслям и барабанил пальцами по рулю.
– Я тут кое-что узнал, – сказал Таннер. – Новости просто отпад.
Она повернулась к нему, подставила лицо, давая понять, что новости подождут.
– Помнишь, как мы с тобой разговаривали в церкви?
– Помню ли я?
– В общем, тот разговор навел меня на мысль, – продолжал он. – Ты навела меня на мысль. Я осознал, что пора сделать следующий шаг.
Бекки подумала, что “следующий шаг” означает решительный разрыв с Лорой Добрински. И если он это сделал, хотя Бекки его не просила, что ж, такую новость она рада услышать.
– Ты ведь знаешь Куинси?
Куинси Треверс, чернокожий приятель Таннера, барабанщик “Нот блюза”.
– Куинси играет вместе с парнем из Сисеро, его двоюродный брат – музыкальный агент. Отличный агент, устраивает своих музыкантов во все чикагские клубы. И знаешь что? Сегодня вечером он будет здесь. Он мне только что звонил.
Бекки дрожала в длинном пальто, подаренном теткой. В фургоне было куда холоднее вчерашнего.
– Здорово, – сказала она.
– Да. Кстати, сегодня мы впервые за год сыграем в таком большом составе. Вот и покажем ему, на что способны.
Из крошечных дефлекторов “фольксвагена” дул ледяной воздух.
– Поздравляю, – проговорила Бекки.
– Я позвонил ему благодаря тебе. – Таннер сжал ее руки (Бекки была в перчатках, он – без), точно хотел передать ей свой восторг. – Ты поняла, о чем я мечтаю: для меня это очень важно.
Чисто теоретически ей была приятна его благодарность. Но сидеть в ледяной пещере и вместо вчерашнего вечера обсуждать его музыкальную карьеру ей совершенно не хотелось. Не хотелось представлять, как он с Лорой Добрински и “Нотами блюза” играет концерты в Чикаго.
– Что ты? – спросил он.
– Ничего. Прекрасные новости.
Он нежно коснулся ее щеки, но она отвернулась. Комки сумеречного снега, залепившего ее окно, выглядели как целлюлит на картинках в материных журналах. Таннер положил подбородок ей на плечо, приблизил губы к ее уху.
– Когда я вижу тебя, мне кажется, я способен на все.
Она хотела ответить, вздрогнула, попыталась еще раз:
– А как же Лора?
– Что ты имеешь в виду?
– Я думала, она твоя девушка.
Он выпрямился. На улице вопили под снегом мальчишки.
– Я всего лишь хочу понять, кто мы друг другу, – пояснила Бекки. – После вчерашнего.
– Ага.
– Давай обсудим? Или это будет как в “Перекрестках”?
– Совсем как в “Перекрестках”.
– Я пришла туда только ради тебя. Я думала, тебе там нравится.
– Да. Знаю. Я должен с ней поговорить. Просто… дело вот в чем.
В заиндевелое ветровое стекло ударил снежок. Расплывчатое серое месиво прилипло к стеклу, чьи-то красные пальцы стряхнули снег с окна Бекки. В очищенное от снега окно она увидела, как подросток лепит снежок. Он запустил им на другую сторону улицы, и в борт фургона тут же врезался новый. Таннер распахнул дверь, прикрикнул на мальчишек, закрыл дверь.
– Сопляки безмозглые.
Бекки ждала.
– В общем, не все так просто, – продолжал он. – Все считают Лору стервой и хамкой, но на самом деле она не очень уверена в себе. Она такая ранимая. И… дело в том…
– С кем ты хочешь быть, – вставила Бекки.
– Да. Я знаю, что должен сделать. Просто сегодня не самый удачный вечер для этого разговора. Лоре плевать, появится ли у нас агент, остальным же не все равно, а она такая категоричная, запросто возьмет и уйдет. То есть прощай, клавишные, прощай, пение на два голоса. И даже если она согласится играть, но при этом будет злиться на меня, получится ерунда.
Умом Бекки понимала, что торопиться некуда. Они целовались, она сидит с ним в фургоне, они разговаривают – все это доказывало, что она Таннеру небезразлична. Если бы еще она не настроилась пойти с ним на концерт! Разве можно забыть, как страстно она мечтала войти в церковь под руку с Таннером, чтобы все видели: он принадлежит ей, – а утром рассказать об этом Джинни Кросс.
– Неужели нет других агентов?
– Миллионы, – ответил Таннер. – Но этот парень, Бенедетти, правда классный, это тебе не в “Роще” выступать. Дэррил Брюс приехал домой на каникулы из колледжа, будет на соло-гитаре, а Бифф Аллард притащит конги. Сегодня мы выступаем в расширенном составе, и зал что надо.
– Я думала, для тебя самое важное – твоя запись. Твое демо, твои песни.
– Да. Так и есть. Но ты права, мне нужно мыслить смелее. Мне нужно выступать в четыре раза чаще, завоевывать публику, заводить знакомства.
Бекки надеялась, что в унылом пещерном свете Таннер не заметит, как она кривится, силясь не расплакаться.
– Но… если Лора в группе… и вы вместе выступаете… как тогда быть?
– Я найду ей замену. Просто не в ближайшие три часа.
Бекки неловко пискнула. Громко откашлялась.
– То есть ты ее бросишь? – уточнила она.
Таннер не ответил, она взглянула на него и увидела, что он сидит, закрыв глаза и зажав ладони между коленей.
– Мне это важно знать, – пояснила Бекки. – После того, что было вчера.
– Знаю. Знаю. Но это нелегко. Когда так долго встречаешься с девушкой и она по-прежнему так сильно к тебе привязана. Это нелегко.
– Или тебе просто жалко с ней расставаться.
– Дело не в этом. Клянусь богом, Бекки. Но только не сегодня.
Порой плакать хочется так же сильно, как писать. Она взяла сумку.
– Пожалуй, я пойду.
– Ты же только пришла.
– Ну и что. Сегодня вечером нас позвали на прием, я сказала маме, что не пойду, потому что иду на концерт. Хоть маму порадую.
– Я не говорил, что тебе не стоит идти на концерт.
– Ты хочешь, чтобы я пошла и вела себя как ни в чем не бывало? Или мне снова спрятаться под одеялом?
Он схватился за голову, дернул себя за волосы.
– Ты как будто стесняешься меня, – продолжала Бекки.
– Нет-нет-нет. Просто…
