– Вы рассказали мне ужасную историю, – продолжала София. – По вашим же собственным словам, вы встретились с Сатаной во плоти. Вот не ожидала, что человек, который считает себя верующим, отнесется к Сатане с таким милосердием.
– Потому что вы неверующая. Это все равно что злиться на дождь, который льется на тебя. Я отдавала себе отчет, кто передо мною. Но все равно впустила его в себя и получила по заслугам.
– То есть вы вините себя, а не его.
– Что тут такого? Гнев ведь не зря считается смертным грехом. В юности меня переполнял гнев, мне хотелось убивать людей. Не потеряй я голову от гнева, быть может, вела бы себя умнее. Я понимаю, вы считаете, винить себя бесполезно, но так полезнее для души.
– Возможно, – ответила София. – Если только вас устраивает то, до чего оно вас довело.
– В смысле?
– В смысле до тревоги и депрессии. До бессонницы. До ненависти к своему телу. Как-то не верится, что любая религия порицает такое естественное чувство, как гнев. Взять хотя бы движение за гражданские права. Думаете, доктор Кинг не гневался, когда куклуксклановцы убивали его сородичей? Да, он проповедовал ненасилие, но с неразрешимой проблемой можно справиться только гневом.
– Я бы не стала уподоблять случившееся со мной тому, что пережили чернокожие в Алабаме. Это даже оскорбительно для них.
София мило улыбнулась.
– Я никого не хотела оскорбить.
– Мне повезло, что на мне вообще кто-то захотел жениться после всего, что со мной было. И чтобы он женился на мне, я его обманула. Вряд ли я имею право жаловаться на то, что сейчас он поступает со мной дурно. Даже эта история с подружкой-вдовой – я не винила Брэдли за то, что он утратил интерес к жене. Так почему я должна винить Расса, что он утратил интерес ко мне? Я куда старше и толще, чем была жена Брэдли.
– Гнев – это чувство, – сказала София. – А чувство лишено логики. Вот сейчас, к примеру, я чувствую гнев на того, кто вас изнасиловал. И немного на вас.
– За что?
– Вы только послушайте, что вы говорите. Вам повезло, что на вас кто-то захотел жениться? Почему? Чем вы так провинились? Тем, что у вас был сексуальный опыт? Тем, что пережили нервный срыв? А если бы вы были мужчиной, вас бы это смутило? Вы бы тоже считали, вам повезло, что какая-то женщина захотела выйти за вас замуж? Да и так ли уж важно выйти замуж? Неужели женщина не считается женщиной, если не найдет мужа и не произведет на свет потомство? Потому что она…
София осеклась и покачала головой, будто жалела, что наговорила лишнего. Мэрион и правда злилась на нее. Пышка всегда выражалась так уклончиво и мягко, что трудно было догадаться, каких она держится взглядов, будь то политика, медицина или теория Фрейда. Теперь же взгляды ее разъяснились. Мэрион подумала, что София всех приходящих сюда забытых или оставленных жен мерит одной меркой. Прикажете радоваться, что эта мерка подходит и к Мэрион?
– Вам, наверное, до смерти надоело, – нелюбезно заметила она. – Приходят женщины, жалуются на мужчин. Неделя за неделей – мужчины, мужчины, мужчины. Вас, наверное, раздражает, что мы только об этом и говорим. И не понимаем, какие же мы несчастные.
София, к которой вернулось самообладание, мило улыбнулась.
– Любопытно, с чего вы взяли, что мои пациентки говорят только о мужчинах.
– А разве нет?
– Неважно. Важно то, как вы себе их представляете. То есть, по-вашему, я думаю, что вы слишком много говорите о мужчинах?
– По-моему, вы именно так и думаете, – ответила Мэрион. – Вы постоянно говорите мне, что я должна стать хозяйкой своей жизни. “Хватит о мужчинах, освободитесь уже” – вот что на самом деле вы хотите сказать.
– То есть вы не поддерживаете идею освобождения женщин.
– Я не возражаю: хотите – делайте. Если вашим пациенткам это помогает, сил им.
– Но вам это не нужно.
– Тот домохозяин был извращенец. Подругу я больше не видела, не видела больше Изабеллу, но наверняка он умудрился и ее затащить в койку. Быть может, она просрочила арендную плату, или ей потребовалась его помощь, как мне тогда, и он воспользовался этим, чтобы получить свое. Он был толстый, противный и сдавал комнаты исключительно для того, чтобы заниматься сексом с девушками. Я оказалась одной из них, и он вытворял со мной всякие мерзости. Даже якобы нормальный секс не был нормальным. Все это происходило у него в голове, я была только средством.
– Именно.
– Допустим, он пришел к психиатру: “Сэр, вы меня начинаете раздражать. Не пора ли вам стать хозяином собственной жизни? Вы только о девушках и говорите!”
София медленно вдохнула и так же медленно выдохнула.
– Хороший психиатр помог бы ему осознать травму, которую он пытался воспроизвести.
– Вот оно что. И какую же травму воспроизвожу я?
– А сами как думаете?
– Не знаю. Вину из-за самоубийства отца. Угадала?
– Если вы так считаете.
– Из-за Расса мне больше не стыдно. И из-за того извращенца. Я действительно провинилась, но это не чувство, а объективный факт. Я чувствую себя виноватой перед Перри и тем ребенком, которого я убила без ведома Брэдли. Они ни в чем не виноваты, и я за них отвечаю.
Пышка посмотрела на свои пухлые ручки. За окном стемнело. Бормашины в стоматологических кабинетах вырабатывали запоздалые единицы боли.
– Вы говорили, ваша мать каталась с друзьями на лыжах, когда вы были беременны и нуждались в ее помощи, – сказала София. – Вас это не злит?
– Моя мать была кошмарной эгоцентричной алкоголичкой.
– Будем считать, вы ответили “да”. Еще вы рассказывали, что злились на сестру. Но ведь ваша семья обанкротилась из-за отца…
– Он это сделал из-за матери и Шерли.
– Он пошел на мошенничество и обманул вас. Потом вами воспользовался ваш продавец машин, хотя знал, что вы очень ранимы. Тот извращенец вытворял с вами такое, что словами не передать. Вы двадцать пять лет заботились о муже, а теперь он увлекся другой. При этом вы злитесь только на мать с сестрой. Вы догадываетесь, чего я не понимаю?
– Да, я не феминистка.
– Я вас к этому и не призываю. Я лишь прошу: постарайтесь увидеть себя такой, какая вы есть.
– Вижу, и это плохой человек.
– Мэрион, послушайте меня. – Пышка подалась вперед. – Знаете, что мне правда надоело слышать? Вот это ваше присловье.
– Но это правда.
– Да ну? Вы вырастили замечательных детей. Вы дали мужу больше, чем он заслуживает. Вы, как умели, заботились об отце. Вы заботились даже о сестре, когда она умирала.
– Это не я. Я играла роль. Настоящая я…
Она покачала головой.
– Так расскажите мне о вас настоящей, – подхватила София. – Вы сказали, она “плохая”, а какая еще? Какая она?
