– Мы разберемся с ним, Нат, – отвечает коротко Костя. Я киваю, добавляя:
– У него в друзьях Азиат. Я не знаю, кто он, но, наверное, серьезный человек.
Мы снова встречаемся взглядами, я смущаюсь еще сильнее.
– Да, я в курсе, – ответ Кости короткий и лаконичный.
Он словно вообще не хочет говорить со мной, и по телу расползается отчаяние. С чего я решила, что он спасает меня потому, что я ему дорога? Он просто хороший человек, вот и все. Не бросил в беде другого. К тому же, как я понимаю, желание разобраться с Козыревым – оно не из-за меня, а как раз из-за бизнеса. А я так… Просто оказалась рядом.
Стискиваю ладони, давя подступающие слезы. Он же решил уже, что я предательница, что я Игорю помогала…
– Наташ, – зовет Костя, я поднимаю на него глаза. Он вздыхает, качая головой.
– Не знаю, как и сказать… Я повел себя, как полное дерьмо. Я должен был поговорить с тобой, а вместо это развел шпионскую деятельность… Втянул в итоге тебя в это все… Поставил под угрозу.
– Ты… Ты узнал обо мне с Игорем? – задаю вопрос, глядя на свои пальцы.
– Да…
– Как?
Я-то была уверена, об этом никто никогда не узнает. О чем вообще узнавать, когда я даже родителям не называла настоящего имени. Слишком боялась, что каким-то образом обнаружат связь с той роковой ночью и Козыревым.
– Черт, – Костя трет виски пальцами. – Я… Я нашел у тебя в ящике стола флешку. – Смотрю на него расширенными глазами, он быстро поясняет. – Я не специально, честно. Просто наткнулся на рисунки, стал смотреть, а там флешки. Я думал, это наша фотосессия. А там оказалось кое-что другое.
– И ты решил, что я… – киваю, не договаривая. Что ж, наверное, логично.
– Я не знал, что думать, Нат. Я допускал мысль, что это случайность, но тогда почему ты не рассказала ничего мне или Илье? Я всю голову себе сломал…
– И решил покопаться в моей жизни, – грустно усмехаюсь, глядя в окно.
– Да, – отвечает Костя, помедлив. – Теперь я понимаю, надо было просто спросить… Но тогда… На меня посыпались все эти новости о тебе. Я просто потерялся. И поступил… Поступил неправильно.
– Ну почему же, – усмехаюсь я. – Зато узнал обо мне правду… Подтвердил мысль, что я неподходящая, да?
Улыбаюсь вымученно, поворачиваясь к нему.
– Я боялась говорить о фотографиях, потому что не знала, кому они могут навредить. Тебе, Илье… Я не хотела зла ни одному из вас и решила просто промолчать.
Снова устанавливается тишина. Наблюдаю, как удаляются машины, оставляя клубы пыли на дороге, потом прикрываю глаза.
– Я слышал то, что он говорил, Наташ, – произносит тихо Костя, я сжимаю руками плечи, словно меня бьет озноб. – Это полный… Не знаю, как я сообщу об этом Илье…
– Он имеет право знать правду.
– Конечно, – откликается Костя. – Каждый имеет… И ты тоже имела. Ты… – мы смотрим друг на друга. – Как ты жила с этим столько лет, Наташ? С таким чувством вины?
Я ежусь, опуская голову.
Я не хочу думать об этом, не хочу вспоминать, не могу. Может, когда-нибудь потом я расскажу об этом. Если Костя все еще будет рядом со мной…
Я вскидываю на него взгляд. Молча смотрим друг на друга. Запутались, мы слишком запутались.
– Ты все еще хочешь быть со мной? – спрашиваю его, с трудом выталкивая из себя слова. По лицу Кости пробегает тень, словно ему больно это слышать. Он тянется ко мне, зарывшись руками в волосы, хаотично целует мое лицо. И тихо повторяет:
– Конечно, хочу, мышонок, конечно, хочу.
Месяц спустя
– Не знаю, что и сказать, – мама откашливается, отводя глаза. Только сейчас я решилась рассказать родителям правду. Конечно, в облегченном варианте, но все же… – Впрочем, я все уже говорила четыре года назад. Этот малолетний бандит стал великовозрастным, вот и все. Жаль, что его не посадили. А все твоя безответственность, Наташа. Я сколько раз тебе повторяла: не лезь, куда не надо. Я могла найти тебе приличного мальчика…
– Ну все, хватит, – перебивает папа. – Хорошо то, что хорошо кончается.
– Это, по-твоему, хорошо? – поворачивается к нему мама. – А если этому гаду придет в голову поквитаться? Или кому-то из его дружков?
– У нашей девочки есть надежный защитник.
– Об этом я вообще не хочу говорить, – она картинно прикладывает ладонь ко лбу. – У меня мигрень начинается. Надеюсь, никто не узнает, что моя дочь встречалась с двумя друзьями.
– Мам, я же не одновременно!
– Когда ты бросишь этого второго? Как его там зовут?
– У тебя прекрасная память, мам, не прикидывайся. И я не собираюсь расставаться с Костей.
– Все, у меня точно мигрень.
Она уходит в комнату, я устало вздыхаю, папа мне подмигивает.
– Ничего, дочь, прорвемся. Ты мне одно скажи: ты его любишь, этого своего Лося?
Я усмехаюсь, качая головой. Папа все-таки неисправим. Смотрю ему в глаза и киваю.
– Люблю, пап.
– Ну и все, остальное, значит, стерпится. Ты пей чай, пей.
Я пью, заедая сырниками. В общем-то, ничего удивительного, примерно такой реакции я и ожидала. Да, Игоря не посадили, но вряд ли ему светит долгая счастливая жизнь. Я сказала, он уехал из города, но в точности и сама не знаю. Костя не хочет говорить об этом, только утверждает, что я больше могу его не бояться, и что Козырев никогда не появится в моей жизни.
Правда, я боялась и из-за этого, но когда высказала мысль, не убили ли они его, Костя аж поперхнулся. Значит, все-таки нет. Уже хорошо. Как бы там ни было, смерти я никому не желаю. И никому не желаю тащить на себе вину за смерть. Уж я-то знаю лучше других, насколько эта вина разъедает изнутри и отравляет жизнь вокруг.
От родителей ухожу в хорошем настроении, мамины мигрени в этом плане на меня давно не действуют. Пусть прикрывается чем угодно, лишь бы не пилила и не лезла в мою жизнь. Хотя тете Зое, которая с маминой подачи за мной приглядывала, я сказала спасибо. Если бы она не углядела, что за мной следят, не записала номер машины… Костя бы меня не нашел, и неизвестно, чем бы кончилась вся эта история.
Я иду в сторону остановки, когда слышу автомобильный гудок. Останавливаюсь, и сердце замирает: Илья.
Теряюсь, не зная, что говорить, как себя вести. Мы не виделись ни разу за этот месяц. Я не могла представить, как буду снова смотреть ему в глаза. Вроде бы я и не виновата теперь, а внутри что-то гложет. Словно останься я тогда у машины, смогла бы что-то изменить…
Я знаю, что не смогла бы, и Илья это знает. И все же я не готова к такой встрече. Один на один.
Конечно, Костя все ему рассказал. Нанес очередной удар. Когда я думаю о том, сколько Илье пришлось выдержать, у меня болит сердце. Хочется обнять, забрать часть боли, не знаю, сделать хоть что-то, чтобы ему стало легче. Но я понимаю, что вряд ли смогу. Время, наверное, поможет смириться, но не поможет забыть, не поможет снова с легкостью смотреть на жизнь, доверять людям, влюбляться… Я только искренне хочу, чтобы в его жизни нашелся такой человек, который помог бы выбраться ему из бездны. Так уж вышло, что это не я. Я только очередной источник боли, и потому, наверное, так тяжело видеть Илью.
